Головорожденные, или Немцы вымирают - [14]

В Китайской Народной Республике нет таких контрастов, хотя здесь уже не стригут всех под одну гребенку. Призыв прадедов «Беден, но чист» вполне мог бы венчать собой транспаранты, если бы не было огромных, величиной с целый дом деревянных щитов, на которых «Четыре модернизации» наглядно поясняли, какое до ужаса радостное будущее ожидает китайское общество: фанатичная вера в компьютеры, сладострастное желание обзавестись ракетами и увеличить прирост населения. Остались в прошлом «большой скачок», «пусть расцветают сто цветов» и «культурная революция» вместе с «бандой четырех». Они были отброшены далеко назад, с огромным трудом наверстали упущенное, сдвинули горы, справились с голодом, занялись самоистреблением, а затем, наоборот, увеличили свою численность, грозя довести ее вскоре до миллиарда и не увеличив при этом соответственно площадей для посева риса, пшеницы, проса, кукурузы и соевых бобов. Они открыто демонстрируют Западу свое нынешнее состояние и намерены — об этом вежливо-двусмысленно говорит каждый китаец — учиться у Запада. При этом мы также могли бы (а может и должны) учиться у них.

Но Запад с присущим ему высокомерием заинтересован (помимо заключения сделок) в колеблющемся курсе на либерализацию китайского общества. У нас свои представления о степени свободы. Репортеры «Штерна» и «Шпигеля» считают девушек в юбках, головы с химической завивкой, следы губной помады и тому подобные атрибуты западного либерализма; они фотографируют их, пишут соответствующие тексты и благодаря уже заранее составленному мнению позволяют пичкать себя ложной информацией. Разве не объективнее, а потому справедливее было бы соизмерить состояние китайского народа и его общественный строй с положением в тех странах «третьего мира», в которых насаждался либерализм западного образца и которые побили печальные рекорды по части массового бегства сельского населения в города, трущобизации, хищнической обработке земли и ее закарстовыванию, плохому питанию и голоду, сочетанию роскоши и нищеты, произволу чиновников и, самое главное, коррупции.

Если нашей супружеской чете учителей из Итцехое на Штере (как в фильме, так и в реальной жизни) суждено объездить Китай, не следовало ли им ранее подышать воздухом трущобных кварталов индийских городов, познакомиться с жизнью голодающих северо-восточных регионов Таиланда, распознать ставшую неотъемлемым атрибутом жизни всех слоев индонезийского общества коррупцию и в результате признать, что усилившаяся за счет Японии эффективная западная экономическая система там повсюду причинила разрушения и принесла людям горе: тиски свободного рынка, стремление любой ценой добиться прогресса, перевод капиталов на счета в швейцарские банки, рост числа нищих и обездоленных.

Разумеется, Дёрте и Харм Петерсы, которые в Китае также еще окончательно не решили, стоит ли им производить на свет ребенка, в Индии, Таиланде и Индонезии слишком уж быстро подтвердят собранную ими ранее об этих странах информацию термином «неоколониализм». («Да-да! — восклицает Харм. — Всюду они замешаны: Сименс и Унилевер».) К тому же фатализм индусов, кротость яванцев и почти беззаботные улыбки тайцев уже на первый взгляд объясняют многое, и с этим ощущением можно продолжить путешествие («Боже мой! — восклицает Дёрте, — как же они здесь живут без присущего нам страха за собственную безопасность!») Но правительства всех трех государств обладают полным суверенитетом. Они проводят в жизнь свою политику, отнюдь не считая, что все в мире фатально предопределено, вовсе не обладая кротостью и мягкосердечием, и уж тем более им не свойственна беззаботность. Опорой им служит применяемое с помощью полиции и армии насилие, кастовые предрассудки, коррупция и все инструменты власти, которые достались им в наследство от предшественников или же были получены с доставкой на дом из арсеналов западных демократий.

«Ну да, конечно, — говорит Дёрте Петерс, — мы не должны подходить к здешним порядкам с нашими понятиями о демократии».

«Это же ясно, — говорит Харм Петерс, — с индуизмом даже Мао не смог справиться». Его интересуют социальные проблемы: каждого встречного он расспрашивает о его почасовой и еженедельной оплате; она бы хотела накопить в своем дневнике как можно больше сведений о положении в здешних школах. И оба они говорят в один голос: «Прежде чем будем требовать здесь свободы слова, нам лучше у себя дома…»

Остальные члены туристической группы придерживаются такого мнения. А д-р Вентин, который склонен каждый вечер за стаканом апельсинового сока разглагольствовать о здешней жизни, поучает свою небольшую и тем временем уже изрядно сбитую с толку туристическую группу: «Каким бы горестным ни казалось нам положение местных жителей, как бы они с нашей западной точки зрения ни нуждались в помощи, именно здесь определяется будущее нашей планеты. Отсюда нам, привыкшим молоть чепуху о правах человека, навяжут совершенно новые представления о них. Я твердо уверен в том, что жажда Европы познать тайны Азии будет навсегда утолена. Все демоны и духи — уж поверьте мне, они существуют — набросятся на нас».