Головастик - [11]

А я невольно залюбовался сестренкой — единственной из нас, кто сумел выучиться игре на малой арфе, гитаре, фортепьяно (обязательная ступень обучения для всех младших леди благородных Домов; даже несмотря на то, что толку с музыкального образования было чуть) и свирели — тут уже безо всякий учителей. Какой мальчишка не умеет насвистывать на дудочке?.. Я не умею, хотя она пыталась меня научить.

Она пишет стихи — не знаю, как они хороши с литературной точки зрения, но мне нравится. Да, я и сам пытался, но в "изящных искусствах" я был хуже круглого нуля — тот хотя бы даже и не старается.

Она неплохо (на мой почти профессиональный взгляд) программирует — хуже меня, но для девушки даже запомнить простейшие теги уже прогресс. Не знаю уж, как все это сочетается с ямбами и хореями… я никогда не спрашивал… я вообще многое не успел о ней узнать…

Она лучше меня, во всем — умная, старательная девушка, она могла бы принести роду Фииншир славу, помочь его процветанию и вернуть заслуженное кресло председателя Всеобщего Совета Домов — лет двадцать назад Глава Дома Фииншир являлся главой обоих Советов… удачно выйдя замуж и не потеряв хладнокровия, присущего всем потомкам нашей фамилии, она могла бы принести выгодный союз с чуждыми родами. Но отцу все равно: он видит лишь свою чистокровность, застившую ему глаза.

Честь Рода… прикрываясь ею от редких стрел, как щитом, человечество, похоже, уходит все дальше по дороге бесчеловечности.

На ужин подали картофель по-французски; не знаю, чем он отличается от обычной жареной картошки с луком и вбитым яйцом — вероятно, напыщенным названием.

В нашем доме не принято ждать опоздавших; ровно в семь отец или, в его отсутствие, дед вооружается вилкой и ножом, желает всем приятного аппетита и с аристократическим профессионализмом начинает разделку своей порции на микроскопические кусочки. Мы ему благородно киваем и занимаемся порциями своими; старательные киберы с белоснежными полотенцами бдительно следят, чтобы никто ничего не просыпал и не пролил, а если это не дай процессор случится, эта оплошность осталась незамеченной.

Отвлекать представителей рода Фииншир не принято; в семь утра, полдень и семь вечера жизнь нашей вилле замирает. Если отец услышит даже просто газонокосилку — будет страшная буря, которую лично я предпочту не наблюдать.

Аластор с нашими "милыми семейными посиделками" свыкся довольно быстро; однажды вечером мы попытались пересчитать все писаные и неписаные правила наших Домов, но сбились на пункте под номер четыреста семьдесят шесть. Я не сомневался, что этот список неполный, но вспоминать дальше у нас не было сил ни физических, ни духовных: я едва не умер, пока хохотал над изящной и серьезной формулировкой Аластора "всегда ходить с напыщенной рожей" (это был пункт сто двадцать четвертый, которым мы в тот момент сочли возможным пренебречь).

Еще были такие правила, как: не топать на балконах; молчать, проходя мимо садовника (этот запрет был довольно логичен: иначе он мог заболтать любого до смерти, привязавшись к какой-нибудь ничего не значащей фразе); не смеяться громко; не ругаться нехорошими словами; разговаривать высоким штилем или хотя бы стремиться к этому; не насыпать в чай сахар, даже если хочется, потому что ложечка звенит; не разговаривать с немногочисленными слугами; называть всех полным именем и титулом (самый часто нарушаемый запрет); не включать бытовую технику после двадцати двух, потому что она якобы жужжит; не ходить по дому в джинсах, а соблюдать английский этикет — платья строгого покроя девушкам, классические брюки парням; не сбегать по ступеням; не опаздывать на обед…

Поэтому когда Винкл с опозданием на шесть минут сбежала по лестнице в неприлично коротком, развеваемом игривым сквозняком коктейльном платье, с открытой спиной и ногами, обнаженными от беззастенчиво задранного подола до тонкой шнуровки босоножек на высоченных шпильках, у нас с Алом совершенно одинаково отвисли челюсти.

Нет, нас, конечно, уже ничто не удивит… Но отец ее точно выпорет!.. если поймает, конечно…

— Добрый вечер, матушка, — смиренным тоном в духе романов о средневековье произнесла Винкл вместо традиционного приветствия, после чего жизнерадостно помахала нам с Алом обеими руками и на всю столовую объявила: — Привет!

— Вин… — (мама старательно, но неубедительно закашлялась) — Винетт!! Что это на тебе… одето?!

— Платье, — "объяснила" Винкл.

— Оно… неприличное! — грозным обличающим голосом произнесла Сара. — Сними его немедленно!!

— Прямо здесь?.. — невозмутимо уточнила моя наглая сестрица, хватаясь за левую бретельку и опуская ее все ниже.

Сара неприлично громко взвизгнула.

— Прекрати!!! Садись за стол, — отрывисто приказала Сара. — Ты сегодня без десерта!!

Винкл так вздернула бровь, что мама, наконец, отцепилась от ее внешнего вида и вернулась к картошке, с которой она расправлялась, как с кровным врагом, испортившим ей всю и без того не слишком счастливую жизнь.

Моя сестрица, напротив, весь вечер была до странного оживлена, болтала какие-то глупости, назвала Ала "лапусечкой", игриво ему подмигнув, Марку отправила воздушный поцелуй, а на деда вылила кружку с чаем.