Голова путешественника - [34]

К тому времени как на колокольне деревенской церквушки пробило одиннадцать, все собрались под каштаном. Выходя из дома вместе с Робертом Ситоном, Найджел заметил Джанет, с пеной у рта спорящую с суперинтендантом. Она посматривала на верхушку дерева, и то, что она говорила, явно очень смущало галантного суперинтенданта Блаунта.

– Надеюсь, надолго он нас не задержит, – проронил Роберт Ситон. – Мне хотелось бы поскорее вернуться к работе.

Но Блаунт, похоже, никуда не торопился. Отведя сержанта Бауэра в сторонку, он о чем-то пошептался с ним, потом попросил принести лестницу. Прошло еще какое-то время, пока Лайонел Ситон разыскал садовника, а садовник нашел лестницу и притащил ее к каштану. Если Блаунт задался целью пощекотать нервы честной компании, то, нужно отдать ему должное, ему это вполне удалось. Обитатели Плаш-Мидоу стояли у основания гигантского дерева и переминались с ноги на ногу, не зная, что сказать друг другу и о чем спросить; это было особенно странно, если учесть, что они столько лет прожили вместе. Скорее они походили на совершенно незнакомых людей, которые встретились впервые и только собираются растопить лед, пока еще разделяющий их. Найджелу, стоявшему несколько в стороне от них, казалось, что он присутствует на домашнем торжестве в момент, когда члены семьи и гости, собравшиеся вместе, чтобы сфотографироваться, неловко мнутся, разговаривают и неостроумно шутят, не слушая друг друга, и стараются при этом встать поближе к центру, чтобы получше смотреться на будущем снимке; а хозяин дома все возится с камерой и никак не может найти нужный ракурс.

Стояло свежее, веселое августовское утро; воздух был прозрачен и чист после прошедшей ночью грозы, двор переливался изумрудной зеленью не высохшей еще травы. Пятеро под деревом замерли, увидев наконец приближающегося садовника. Выделяющаяся своей грузной фигурой Джанет Ситон, со сложенными на груди руками и сурово сдвинутыми бровями, вдруг придвинулась поближе к мужу, словно желая защитить его или, наоборот, ища у него защиты. Поэт, стоявший до этого заложив руки за спину, с совершенно отрешенным видом, теперь взял жену под руку, – совершенно естественный, обыденный жест. Лайонел Ситон и Мара Торренс стояли рядом, яркое солнце освещало золотистые кудри молодого человека и темноволосую головку девушки. Только вот лицо Мары было цвета промокшей под дождем газетной бумаги; утреннее солнце безжалостно подчеркивало ее усталый, даже изможденный вид. Лайонел что-то шепнул ей на ухо, и она подняла глаза к его лицу, мгновенно осветившемуся улыбкой благодарности; и отблеск этой улыбки сделал девушку моложе, мягче и привлекательнее. В нескольких футах от них стоял Реннел Торренс, сосредоточенно набивавший трубку табаком. Казалось, он нарочно избегает смотреть на остальных членов семейной группы, полицейских, садовника и старый каштан. Когда он наконец закурил, стало видно, что руки у него трясутся. Недовольно выпятив толстую нижнюю губу, Реннел посмотрел сквозь трубочный дым на Найджела, потом демонстративно перевел взгляд на часы, передернул плечами и переступил с ноги на ногу.

Лайонел пошел навстречу садовнику, чтобы помочь ему установить лестницу. Он был оживлен и держался уверенно.

Потом опять произошла заминка, Блаунт решил снова побеседовать со своим подчиненным.

– Нас что, тут все утро будут держать? – не выдержал наконец Реннел Торренс; вопрос был задан таким сварливым тоном, что прозвучал почти риторически, тем более что не был обращен ни к кому конкретно.

– Пожалуйста, отойдите все немного назад, – вежливо попросил Блаунт, и у Найджела снова возникло впечатление, что перед ним небольшое семейство, вышедшее во двор, чтобы сфотографироваться по поводу какого-то знаменательного события.

Плаш-Мидоу наблюдал за происходящим всеми своими окнами; он держался холодно, отстраненно, как только и можно было ожидать от дома, который за два столетия всего навидался – и хорошего, и плохого.

И вот наконец сержант Бауэр подошел к лестнице, не торопясь взобрался по перекладинам и скрылся в кроне дерева.

– Нас что, собрали сюда, чтобы понаблюдать, как какой-то фараон лазает по деревьям? – громко вопросила Мара Торренс своим обычным капризно-раздраженным тоном.

– Сейчас я все объясню, – сказал Блаунт. – Понимаете, это просто небольшой эксперимент, – покровительственно добавил он, сонно разглядывая собравшихся; все они стояли там, где он указал, за пределами тени, падавшей от дерева, и солнце ярко освещало их лица.

Тут откуда-то из кроны дерева раздался возглас. Потом шелест листвы усилился, потому что теперь сержант увидел то, что искал, и с удвоенной энергией устремился к цели.

– Ну, не беспокойся, ничего с ним не случится, – шепнул Роберт Ситон жене. – Дерево старое и очень крепкое.

– Но он ведь так высоко забрался!

Можно было подумать, что они обсуждают поведение своего сына-школьника.

– Я нашел ее, сэр! – крикнул сверху Бауэр.

Он начал спускаться, и им уже слышно было его тяжелое дыхание. Вдруг раздался вскрик: «Ах ты черт!» – и потом еще громче: «Осторожно, там, внизу!»

Что-то тяжелое падало сквозь переплетение ветвей и листьев, ударяясь о ствол и крупные ветви, перекатываясь с одного яруса листьев на другой, пониже. Мара взвизгнула, Роберт Ситон еще крепче сжал руку жены, – и в следующий момент из кроны дерева вывалился, словно гигантский сморщенный каштан, некий круглый предмет. Он стукнулся о траву и подпрыгнул от удара, а потом подкатился к ногам Реннела Торренса.