Голоса животных и растений - [16]

Кто сам себя средь мудрых числит,

Тот дураком себя не мыслит.

По крайней мере, лично я не встречал еще дурака, который считал бы себя таковым. Ума у подобных личностей, если не считать подлость и хитрость проявлениями интеллекта, как правило, отнюдь не было. Если осел молчит и таким нехитрым, широко известным в истории способом, вероятно, утаивает свое «я», то человека, наоборот, часто подводит данный ему свыше дар речи, то есть его язык, «реченедержание». Трудно человеку самому разглядеть в себе пороки и предрассудки, сразу бросающиеся в глаза при взгляде со стороны. Часто собственную, «родную» зловредность он принимает за чувство юмора, а собственную жестокость — за признак решительности и реалистичности. На деле же все выглядит по Бранту:

Распляшется осел, прохвост, —

И не уймешь, хоть вырви хвост!

Более подробно и многозначно разработал эту и некоторые другие смежные идеи Эразм Роттердамский в бессмертном трактате «Похвала глупости». Трактат и в наше время звучит весьма актуально — почти как пасквиль, как оскорбление в адрес многих очень уважающих себя, однако не способных взглянуть на себя трезво людей. В минус философу, по-видимому, следует отнести также его желание рассуждать от имени Глупости, которую латиняне звали Стультицией, а греки — Морией. «Всегда и всюду я неизменна, так что не смогут скрыть меня даже те, кто изо всех сил старается присвоить себе личину и титул мудрости, — эти обезьяны, рядящиеся в пурпур, и ослы, щеголяющие в львиной шкуре. Пусть притворствуют как угодно: торчащие ушки все равно выдадут Мидаса», — утверждала Мория устами именитого нидерландца.

Эразм Роттердамский выводил на чистую воду глупейших из глупцов, силившихся прослыть мудрецами и Фалесами, — и называл их «глупомудрыми». В конце XX века, когда подобно бурьяну пышным цветом расцвело политическое самозванство, несдержанному на язык голландцу наверняка досталось бы на орехи за нахальство… и «попытку оклеветать всенародно избранную власть». Хуже того, вольнодумец Эразм равнял с ослами и тех, кто чурается своего, а млеет, раболепно падает на колени перед чужеземным, действует по заморским рецептам и подсказкам. «Нашей братии весьма приятно бывает восхищаться всем иноземным, — указывал он. — А ежели среди невежественных слушателей и читателей попадутся люди самолюбивые, они смеются, рукоплещут и, на ослиный лад, помахивают ушами, дабы другие не сочли их несведущими». (См.: Себастьян Брант. Корабль дураков. Эразм Роттердамский. Похвала глупости. Навозник гонится за орлом. Разговор запросто. Письма темных людей. М., 1971. С. 124, 143.)

В той же России наших дней повальное увлечение иноземным, стремление каждого, даже самого безнадежного олуха выглядеть заправским американцем, французом или израильтянином — но только не русским мужиком показывает дальновидность философа из Роттердама, как и злободневность для нас его утопических грез о «счастливых островах, где не сеют, не пашут, а в житницы собирают».

Сжившись с новыми веяниями и плюнув на собственную землю и культуру, россияне нынче прямо-таки вцепились в старый совет предков: «С волками жить — по-волчьи выть», — то есть стать «цивилизованными». И чем ближе они к «цивилизации», тем больше похожи на ослов. Модель наиболее целесообразного поведения в подобных ситуациях строит в одном из своих четверостиший (рубаи) Омар Хайям:

Те трое — в глупости своей неимоверной —

Себя светилами познанья чтут, наверно.

Ты с ними будь ослом. Для этих трех ослов

Кто вовсе не осел — тот, стало быть, неверный.

И все-таки, в какую бы трясину ни затаскивали нас обстоятельства, мы не должны безвольно им поддаваться, напрочь забывая об опасности захлебнуться в болоте, или, иными словами, полностью и безвозвратно обратиться в волков и ослов. По большей части беды человека объясняются тем, что, движимый тщеславием (которое словно опухоль души — пузырь, надутый лестным о себе мнением), он берется за невыполнимое для него, прямо противопоказанное ему. В Эзоповой басне «Осел и цикады» один ушастый честолюбец, позавидовав цикадам, стал кормиться росою — и околел с голоду. «Так люди, добиваясь того, что противно их природе, не достигают цели и к тому же терпят великие бедствия», — прокомментировал этот закономерный исход великий сатирик.

Нельзя не удивляться совпадению в этом пункте позиций двух великих психологов Эзопа и Эразма. Последний, будто развивая мысль, изреченную первым в «Осле и цикадах», писал: «Этот в музыке — что осел, играющий на лире, и поет не лучше курицы, которую оседлал петух, а воображает себя вторым Гермогеном». (Гермоген — известный певец, о котором упомянул Гораций в «Сатирах».)

Желание браться не за свое дело превратилось ныне из порока, присущего отдельным личностям, индивидуумам, в хроническую эпидемию, угрожающую духовному здоровью общества в целом. Беда еще и в том, что на одну и ту же вещь, на одно и то же явление различные люди зачастую смотрят разными глазами. С видом знатока мы беремся судить о каком-нибудь предмете, на самом деле ни разу не видев его в глаза, и в результате хромают наши сравнения и умозаключения — как в одной были, рассказанной мне в Яунде владельцем крупнейшего в столице Камеруна отеля «Мон-Фебе», гражданином Израиля… Один израильский офицер, надев новый мундир, спросил вестового: