Голоса выжженных земель - [68]

— Значит, слышать голоса в своей голове, это в порядке вещей, а предположить, что они могут из этой самой головы информацию черпать, уже нечто из ряда вон выходящее? — Собеседница открыто потешалась над ничего не понимающим Иваном. Впрочем, злобы в ее словах он не почувствовал.

— Кто ты? — Дозорному отчаянно хотелось увидеть эту странную женщину, но зрение никак не возвращалось. Ее мелодичный, текучий, чуть насмешливый голосок очаровывал, заставляя фантазировать, насколько прекрасна может быть его обладательница.

— Ну-ка, ну-ка, особо воображению волю не давай, — читая его мысли, хохотнула «невидимка», явно пребывающая в отличном настроении. — Я, конечно, ничего так на вид, грех жаловаться, но и лишнего выдумывать не стоит. А то, если разочаруешься, когда глаза прозреют, я их обратно и выцарапаю, чтобы неповадно было девушек обижать!

Вся накопленная за последние страшные дни и бесконечные часы тяжесть рухнула с усталых плеч Ивана, и он засмеялся вместе с этой — наверняка очень симпатичной — хохотушкой. В ответ она обняла его и нежно потрепала по растрепанным волосам:

— Не буду врать, что все позади, но пока отдыхай. Ты заслужил…

* * *

Иван видел Ботаническую — безмятежную, свободную, счастливую. Там его ждали дед и Светик. Завидев внука, дедушка радостно замахал рукой, а девушка с криком бросилась навстречу.

Сон! Прекрасный сон, вместивший в себя все лучшее, что когда-то было у простого дозорного с самой лучшей на свете станции. Вот бы не просыпаться, навсегда остаться здесь, среди любимых…

Из дальнего туннеля раздался приглушенный, но явственно слышимый шелест. Что-то приближалось — огромное, смертельно опасное, ненасытное. Хлюпая, на станцию полилась зловонная жижа, а из темноты возникла склизкая…

— Проснись! Проснись, говорю! — Кто-то энергично тряс Ивана за плечи. Сбрасывая остатки сна, дозорный ошалело крутил тяжелой от увиденного кошмара головой.

— Ч-что?

— Ну и проняла тебя эта страшилка! Как говорят сталкеры, по самый костный мозг. — Черты сокрушавшейся женщины до сих пор оставались невидимыми, но силуэт ее тела, оказавшегося довольно миниатюрным, пусть и слабо, но различался. Значит, зрение возвращалось!

— Я тебя почти вижу, — кончиками губ улыбнулся Иван.

— Верну я тебе скоро твои драгоценные глазки, не переживай. Вот чудищем своим мерзопакостным грезить перестанешь, и сразу прозреешь.

— Не понимаю, — честно признался Мальгин.

— Ничего удивительного. Это же я тебя как облупленного знаю, а ты пока — словно ежик в тумане. Но это дело поправимое: спрашивай, отпираться и юлить не буду.

В голове Ивана роилась целая куча вопросов, причем хотелось узнать все и сразу, но приходилось расставлять приоритеты. На первом месте оказалось зрение и препятствующее его возвращению «мерзопакостное чудовище».

Женщина задумчиво вздохнула, собираясь с мыслями.

— Хмм… Ну, на самом деле, никакого нет чудища, — вздох повторился. — Ты какую версию хочешь услышать, банальную или красивую?

Уставший от загадок юноша без колебаний выбрал банальную.

— Тогда все просто. Бажовская костница — это ментальная аномалия. Могучая и гиблая… Народу здесь полегло — не счесть. А скольким еще дурачкам отважным предстоит буйну головушку сложить, даже думать не хочу. Костница извлекает из подсознания пробивающихся сюда смельчаков их самые потаенные, запретные страхи, а затем проецирует на органы чувств… Я понятно излагаю?

Иван отрицательно покачал головой.

— Ну, смотри, вот ты — очень сильно боишься слизняков. Даже не боишься, а прямо-таки истерически трясешься от одного их вида и впадаешь в глубокий транс. Аномалия тебе такую пакость и подсунула. Только в размерах увеличила, антуражу понагнала да хищным нравом наделила. Скажи спасибо, что я тебе зрение и слух отключила, иначе бы давно с инфарктом лежал и к прочим скелетикам потихоньку присоединялся. Так яснее?

Поморщившись от упоминания о ненавистных слизняках, Ваня неопределенно пожал плечами:

— Но я даже понять не успел…

Женщина перебила:

— А если бы успел, то все, кранты! Аллес гемахт, гитлер капут!

Непонятную фразу дозорный предпочел пропустить мимо ушей. Ему вообще не очень нравилась манера собеседницы выражаться. Как-то не очень все это шло красивому и мелодичному голосу.

— Скажи, пожалуйста, какие мы нежные! — огрызнулась разозлившаяся собеседница, в очередной раз прочитав не предназначенные для нее мысли. — Выражаюсь, как умею. Меня, сироту уралмашевскую, сталкеры с малолетства растили… Сталкершей я жила, сталкершей и…

Поняв, что сболтнула лишнего, она мгновенно напустилась на Ивана:

— И вообще, чего ты все время отвлекаешься?! Хотел слушать — слушай! Костница живых через себя пропускать не привыкла. Гадостное место, что тут скажешь… Так вот, обломавшись с защищенным мной зрением и слухом, она стала давить на осязание, а с ним я не работаю, не моя это специализация. И ведь почти, сука такая, продавила. Ты уже в двух шагах был от догадки, чего там руками нашелудил. Если бы сообразил, то со страху немедленно Кондратию пред светлые очи бы и представился. Я тебя гипнозом попробовала оттуда вытянуть, но ты взбрыкнул очень не вовремя… Молодец, конечно, что грубое вмешательство в сознание прочувствовал, но на тонкое да изящное никак не поспевала. Пришлось пинками и тычками из костницы выпроваживать — не до манерностей было. Так что извиняй, чем богаты…