Голоса выжженных земель - [4]

Расстроенный Иван мигом потерял всяческий интерес к лживой бездушной сущности, являющейся по совместительству украшением и декоративной опорой станции. Однако внутри уже привычно скребли разбуженные «кошки» — думки, одна мрачней другой, закружились в занудном, миллион раз повторенном хороводе: «она тебе откажет», «кто она, а кто ты», «красавица и…».

«Махнуть бы на все рукой, быстрей добраться до вожделенной „кроватки“ и спать несколько счастливых часов подряд — без снов и кошмарных откровений», — влюбленный страдалец тяжело вздохнул и медленным шагом двинулся к «дому».

* * *

Станция Ботаническая, купающаяся в праздничной красоте и роскоши, не замечала тяжких дум своих обитателей. Казалось, ее больше заботили алые «серпасто-молоткастые» полотнища, что щедрою рукой были развешаны вдоль всех стен и колонн. Громкая, зовущая в бой музыка интересовала станцию гораздо больше, чем бесхитростные мечты суетных и вечно спешащих жителей. Не было ей дела и до мальчишки-дозорного, грезившего о будущей свадьбе с милой его сердцу девушкой. Нет, конечно, пока жениться было рано — браки на станции регистрировали не раньше шестнадцатилетия, но Ивану почему-то хотелось заручиться Светкиным согласием уже сейчас. Или… Ну а как еще признаться ей, что он ее… Любит?

Иванова нелепая растерянность, усиленная смешной нерешительностью и помноженная на умилительную рефлексию, могли бы вызвать у любого живого существа добрую и понимающую улыбку, однако Ботаническая хранила мертвое, отвлеченное ото всех и вся молчание.

Многочисленные глаза станции, существуй они на самом деле, с тревогой бы взирали в сторону недостроенного, а позже и засыпанного тоннеля к Уктусским горам. С той стороны зарождалось движение, столь несовместимое с кладбищенским покоем. Будь у Ботанической уши, они бы вняли недовольному человеческому ропоту, доносящемуся с соседней Чкаловской. Однако у подземного убежища, бывшего всего пару десятилетий назад обычной конечной остановкой на одной из линий Свердловского метро, не было ни очей, ни ушей. Лишь каменное сердце, тревожно бьющееся в ожидании близкой беды, притаившейся на поверхности.

* * *

Ботаническая слыла не самым плохим местом для подземной жизни. А если учитывать, что достоверно выживших станций насчитывалось ровно две, то досужие домыслы относительно благополучия конечной казались совсем не лишенными оснований. Вторая уцелевшая счастливица — Чкаловская — тоже не голодала и, например, не умирала от жажды — страшного бича, поразившего и мучавшего Большое метро вплоть до Последней катастрофы.

«И почему эти неблагодарные чкалы совсем не ценят нашу заботу?! Мы даем им еду, питье, одежду и оружие, драгоценную электроэнергию, наконец. Так откуда вечное недовольство, лицемерная ненависть к собственным покровителям — ботаникам? Да, кусок хлеба достается им тяжелее, чем нам, — его приходится отрабатывать дозорами, вылазками, черновой работой, в конце концов, но про элементарную благодарность хорошо бы вспоминать почаще». Иван вместо вожделенной неги и долгожданного сна неожиданно задумался о превратностях человеческого поведения и низменности людского порока, так славно представленного чкаловскими сталкерами в последнем дозоре. «Надутые, злобные индюки, помешанные на собственной „недооцененной“ важности. На фига я вообще с ними на вахту заступил, ведь знал, что нормальному „ботанику“ в их обществе делать нечего… Блин, скоро вставать, а я ерундой маюсь, сдались мне эти наймиты несчастные».

Ивана разбудил бравурный марш, несущийся с улицы, и нежный, игривый поцелуй в щеку.

Глава 2 КОНФЛИКТ

— Лежебока, вставай! Встава-аай, хватит разлеживаться!

Иван нехотя раскрыл один глаз — совершенно мутный и очумелый спросонья — и тут же закрыл, в тщетной попытке снова «потерять сознание» и забыться прекрасным видением. Ведь по ту сторону реальности он находился с девушкой своих невысказанных грез.

Внезапно лицо спящего перекосила гримаса крайнего удивления и полнейшей растерянности, а очи широко распахнулись. Сам Иван подскочил на кровати — «Светка!»

«Потусторонняя» девушка-мечта спокойно восседала на его кровати и озорно улыбалась.

— Ну наконец-то, — с притворным облегчением взмахнула она руками. — Полчаса уже жду, пока мой спящий красавец проснется!

Насчет получаса ложь была абсолютно явной — представить Свету смиренно ожидающей чего-либо или кого-либо столь невозможно продолжительный отрезок времени Иван не мог физически. С ее неуправляемой, кипучей энергией ожидание вряд ли продлилось дольше пятнадцати секунд, а то и меньше.

— Ванечка, — незамедлительно пошла в атаку она, — кто вчера весь день дразнил мое любопытство и обещал сегодня раскрыть страшную и жутко важную тайну, а?! Сколько можно издеваться над девичьей любознательностью?!

Молодой дозорный мгновенно налился пунцовой краской, а в душе жутко запаниковал: «Кто же меня за язык-то тянул!» Еще день назад идея припереть самого себя к стенке и заставить собственную нервно дрожащую (а честнее — просто трусливую) сущность наконец сделать предложение Светлане казалась блестящей. Но вот наступил «час Икс», а решимости не прибавилось. «Что же ей сказать?! Я не готов, не готов! Только не сегодня — нужно немного времени — можно во всем признаться завтра, послезавтра, на следующей неделе — лишь бы не сейчас! Господи, ну зачем я все это затеял?! Она откажет, а мне гореть от отчаяния и стыда…»