Голоса потерянных друзей - [31]
— Ваша правда, — отвечаю я. И действительно: последние ночи я почти не сплю, но виню во всем проблемы на работе и финансовые неурядицы. — Если мы завтра разминемся, оставите мне чек? Или, может, в школу завезете?
— Суну в дверную щель. В школу я больше ни ногой, — бросает она и уезжает, не тратя времени на дальнейшие любезности.
Все это напоминает мне о том, что Огастин живет по своим неписаным законам, абсолютно непонятным для меня. И когда я пытаюсь в них разобраться, в памяти всплывает тот день, когда я сидела с зажатым между колен чемоданом в крошечной спальне нью-йоркской папиной квартиры и слушала, как он, его жена и дедушка с бабушкой о чем-то ожесточенно переговариваются на итальянском. Я знала, что речь идет обо мне (интересно, знали ли это мои маленькие единокровные сестры, лежащие у себя в кроватках за стеной), но все мои попытки понять, о чем спорили взрослые, были так же бесплодны, как и мои нынешние усилия постичь тайны Огастина.
Отогнав эти воспоминания, я торопливо захожу в дом, где меняю туфли на ботинки с прорезиненным низом, в которых я часто ходила в колледже, когда случались дождливые дни. Не бог весть какая обувь, но другой у меня нет. Надеюсь, она выдержит. Вряд ли мне придется пробираться через глубокие болота, пока я буду искать эту самую тропу, ведущую вдаль дамбы. Надо хотя бы попытаться, пока снова не начался дождь.
Медленно, чтобы не поскользнуться, я пробираюсь через задний двор к зарослям олеандра и жимолости, которые служат живой изгородью между прилегающей к дому территорией и маленьким садом с грядками и фруктовыми деревьями, за которым начинаются поля.
Когда я наконец нахожу тропу, тянущуюся вдоль ирригационного канала, ботинки у меня уже все мокрые, а на каждую ногу налипло фунтов по пять земли. Похоже, что это та самая тропа вдоль дамбы. На ней еще можно различить призрачные следы повозок, но почти вся она скрыта травой и осенними цветами.
Сквозь тучу пробивается солнечный лучик — он словно хочет подбодрить меня в моем путешествии. Кроны дубов поблескивают в золотистом мареве, и с их матовых, будто вощеных листьев слетают капельки, прозрачные, как хрусталь. Корявые мшистые ветви деревьев переплетаются друг с другом, образуя завесу, и в полумраке тропинка кажется таинственной. Она будто ведет в другое измерение, точно волшебный шкаф — в Нарнию или кроличья нора — в Страну Чудес.
Остановившись, я вглядываюсь вдаль. Сердце так и застывает в груди. Интересно, какие разговоры слышала эта тропа, вздымающаяся над полем, каких людей и животных она видела. Кто ехал в повозках, от которых в земле остались глубокие рытвины? Куда направлялись эти люди? О чем они говорили?
Бывали ли здесь сражения? Стреляли ли тут солдаты? Может, глубоко под корой этих древних дубов, в стволах навечно остались застрявшие пули. В общих чертах я имею представление о Гражданской войне, но об истории Луизианы почти ничего не знаю. И теперь мне кажется, что это огромное упущение. Уж очень хочется понять этот поросший камышом болотистый уголок. черпающий живительную силу и от земли, и от реки, и от топей, и от моря. Теперь он стал моим домом на ближайшие пять лет, если я, конечно, сумею тут выжить.
Мне бы побольше деталей, чтобы сложить этот пазл целиком. вот только никто мне их не даст просто так. Их следует найти — выкопать из тайников, разыскать в земле и в людях.
«Послушай, — взывает ко мне дорога. — Послушай меня. Я припасла немало историй».
Зажмурившись, я слышу голоса. Их тысячи, и все они шепчут одновременно. Выделить только один из общего хора не получается, но голоса настоящие, и звучат совсем рядом. Что же они хотят рассказать?
Я открываю глаза, засовываю руки в карманы своего алого дождевика и продолжаю свой путь по тропе. Кругом царит тишина, но в голове у меня тысяча мыслей. А следом за ними рождаются планы, и сердце начинает стучать чаще. Чтобы проникнуть в тайны этого места, мне нужны инструменты. Например, такие, как бисквиты. Или книги. Но инструментами могут стать и те истории, которых ни в одной книжке не сыщешь, которые никто так и не записал, подобные тем, что я услышала от Бабушки Ти или от тети Сардж, рассказавшей, как мулы тащили повозки фермеров на рынок.
«Жаль только, что истории умирают, потому что их некому выслушать», — Бабушка Ти была совершенно права.
Наверняка тут найдутся и другие люди, которым некому излить душу. А ведь подлинные истории способны преподать слушателям уроки, которым я надеялась научить детей с помощью книг. А что, если этих самых людей тоже можно приобщить к учебной программе? Может, они помогут мне лучше понять это место и моих учеников. Может, они помогут моим ученикам понять друг друга.
Я так глубоко погружаюсь в мысли, грезы и планы, так самозабвенно размышляю о том, как сделать, чтобы новая неделя была не похожа на предыдущую, что, когда наконец выныриваю из воображаемого мира и оказываюсь в реальности, замечаю, что туннель из переплетенных дубовых ветвей закончился и я вышла на огромное фермерское поле. Понятия не имею, как далеко я успела забраться. Мои глаза точно пелена застилала.
«У каждого в шкафу свой скелет». Эта фраза становится реальностью для Эвери, успешной деловой женщины, младшей дочери влиятельного сенатора Стаффорда, когда та приезжает из Вашингтона домой из-за болезни отца. Жизнь девушки распланирована до мелочей, ей прочат серьезную политическую карьеру, но на одном из мероприятий в доме престарелых старушка по имени Мэй стаскивает с ее руки старинный браслет… И с этого браслета, со случайных оговорок бабушки Джуди начинается путешествие Эвери в далекое прошлое. Много лет назад на реке Миссисипи в плавучем доме жила небогатая, дружная и веселая семья: мама, папа, Рилл, три ее сестры и братик.
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
На войне — все жертвы, — говорит отец юной Кристины, призванный в войска Вермахта и едва не погибший под Сталинградом. Голод, холод, кромешный ужас обстрелов и бомбежек, страх за близких, горечь утраты — все это выпадает на долю девушки из бедной немецкой семьи. И выдержать испытания ей помогает любовь — запретная любовь к юноше-еврею. Ради Исаака Кристина готова рискнуть и хрупким благополучием семьи, и собственной жизнью. И в аду концлагеря она остается верна своему избраннику — даже, когда понимает, что он погиб… Символом любви, для которой нет преград, становится хрупкий росток сливового дерева, однажды пробившийся на заднем дворе чудом уцелевшего дома родителей Кристины.
Англия, 1943 год. Вторая мировая воина в разгаре. Жителям прибрежной деревни Тайнхем приказано покинуть свои дома: британская армия будет проводить здесь военные учения. Министерство обороны реквизирует и поместье лорда Альберта Стэндиша, но накануне отъезда в старинной усадьбе разыгрывается настоящая трагедия… 2018 год. Мелисса надеется, что поездка в Дорсет возродит ее зашедшие в тупик отношения с другом Лиамом, но молодой человек предпочитает заниматься серфингом без нее. Оставшись в одиночестве, Мелисса отправляется на поиски местных достопримечательностей.
В самом конце Первой мировой войны юная англичанка Эмили Брайс влюбляется в молодого и храброго пилота Роберта Керра, который лежит в госпитале и вскоре должен вернуться на фронт. Зная, что ее родители, которые уже нашли дочери выгодного жениха, не одобрят такой выбор, девушка записывается в Женскую земледельческую армию и уезжает на тяжелые сельхозработы подальше от дома. Она горит патриотическим желанием принести как можно больше пользы стране, мечтает о счастливом замужестве, но еще не знает, какие ужасные испытания готовит ей судьба.
Англия, конец 40-х годов. Малышке Рози было всего пять лет, а ее сестре Рите — девять, когда их мать Мэвис привела в дом нового ухажера. Ее избранник пил, бил ее и терпеть не мог девочек, но ведь сердцу не прикажешь…. Вскоре Мэвис поняла, что ждет ребенка, но грубый, алчный Джимми Рэндалл поставил условие: «Женюсь, если сдашь девчонок в приют!» Скрепя сердце, Мэвис согласилась на временную разлуку с Ритой и Рози, но сразу после родов Рэндалл подсунул жене документы о полном отказе от дочерей. И Мэвис, не читая, поставила свою подпись… Теперь жизнью двух несчастных сестер, сердца которых разбиты предательством матери, целиком и полностью распоряжаются хозяева приюта «Нежная забота».