Голоса потерянных друзей - [18]

— А как такое возможно, чтобы все разрешилось настолько быстро — прямо сегодня? — с подозрением спрашивает Джуно-Джейн, и я ее понимаю.　

— Знаю я одного человека, который сможет нам помочь. Именно он последним разговаривал с папой, прежде чем тот отбыл в Техас. Надо только приказать заложить мне карету — и мы отправимся к нему в гости. Дело это нехитрое.　

«Господь Всемогущий! — думаю я, притаившись среди кустов и бегоний. — Боже праведный! Сдается мне, на деле все куда сложнее, чем говорит мисси!»　

Слушать дальше их разговор совсем не хочется. Мне все равно, о чем там теперь пойдет речь. Но я твердо знаю одно: куда бы эти двое ни отправились — на поиски отцовских документов или чтобы узнать о его судьбе, — я должна пойти следом.　

Вот только как это сделать?

Потерянные друзья

Уважаемая редакция! С помощью вашей газеты, которая помогла уже не одной тысяче человек, я надеюсь разыскать свою сестру. Раньше ее звали Даркенс Тейлор, но потом она взяла себе другое имя — Мария Уолкер. У нее было четыре брата — я, Сэм, Питер и Джефф, а еще сестра по имени Эми. Сестры с мамой уже нет в живых. Раньше нами владел [sic] Луи Тейлор из округа Белл, штат Техас. Двое из братьев живут в Остине, где мы с ней и расстались.　

(Из раздела «Пропавшие друзья» газеты «Христианский Юго-Запад», 25 марта, 1880)　

Глава четвертая

Бенни Сильва. Огастин, Луизиана, 1987

Воскресным утром я просыпаюсь в холодном поту. В моем скромном жилище, которое я чудом нашла в самый последний момент, кондиционер старый и слабый, но причина вовсе не в этом душном фермерском доме тысяча девятьсот первого года постройки, а в тягостном страхе, навалившемся мне на грудь, точно борец сумо. Я не могу дышать.　

Густой, влажный воздух пахнет сыростью, а все из-за небольшого тропического циклона, пришедшего с побережья. Облака — густые, набухшие влагой — нависли над самыми кронами дубов. Вчера на кухне начала протекать крыша, и теперь капли дождя звонко стучат о стенки самой большой кастрюли, что у меня только нашлась. Я съездила в офис к агенту, сдавшему мне это жилье. На двери меня ждало объявление: «Закрыто по причинам медицинского характера». Я оставила в почтовом ящике записку, но со мной пока так никто и не связался. Позвонить мне невозможно: в новом доме попросту не подключен телефон — позволить его себе до получки я не могу.　

Электричества тоже нет. Я обнаруживаю это, когда поворачиваюсь к прикроватной тумбочке и замечаю, что табло электронных часов погасло. Понятия не имею, сколько же я проспала.　

«Да какая разница, — говорю я себе. — Можешь хоть весь день проваляться. Соседи все равно ничего не скажут». Я пытаюсь шутить, чтобы немного подбодрить себя.　

С двух сторон дом обступили фермерские поля, а с третьей он граничит с кладбищем. Это соседство меня не пугает, потому что я не суеверная. Наоборот, приятно, когда есть тихое место, где можно гулять, не ловя на себе косые взгляды, в которых так читается вопрос: «Что ты вообще тут забыла?» Все думают, будто я, как и большинство молодых тренеров и учителей, в Огастине лишь до той поры, пока мне не подвернется что-нибудь получше.　

Внутри меня вновь просыпается знакомое чувство опустошенности и одиночества, вот только на этот раз оно куда сильнее, чем в детстве, когда моя мама, работавшая стюардессой, бывала дома от силы пару дней в неделю. А я, в зависимости от того, где мы тогда жили, оставалась на попечении знакомых, соседей, воспитателей, маминых сожителей, а время от времени — учителей, соглашавшихся присмотреть за мной за небольшую плату. Этот вопрос решался по ситуации. На родственников тут полагаться не приходилось. Мамины родители отреклись от нее, когда она вышла замуж за отца, за, прости Господи, итальянца, которого они называли «чужаком». Это был непростительный грех, и, возможно, этим-то отец и зацепил мою мать — как-никак запретный плод сладок. Но на самом деле их брак продлился недолго. Отец был редким красавцем, так что не исключаю, что между ними просто разгорелась страсть, которая очень скоро остыла.　

Мамины нескончаемые перемены, переезды и то вспыхивающие, то гаснущие отношения научили меня виртуозно находить общий язык с незнакомыми людьми. Я очаровывала чужих мамаш, соседей, которым надо было помочь с выгулом собак, одиноких стариков, недополучавших внимания от родственников. Так что мне казалось, что я отлично умею заводить друзей.　

Но город Огастин в штате Луизиана словно решил проверить меня на прочность. Здесь на меня вдруг нахлынули воспоминания о моей тщетной подростковой попытке сблизиться с родней по отцовской линии после ее переезда в Нью-Йорк. На нас с мамой тогда столько всего свалилось, что мы не знали, за что хвататься. Мне очень нужны был отец и его семья, нужно было, чтобы меня приняли, поддержали, приголубили. Но вместо этого я ощущала себя как иностранка в чужом и совсем не дружественном краю.　

И в Огастине это чувство острого неприятия многократно усилилось. Здесь я улыбаюсь людям, но в ответ получаю недобрые взгляды. Шучу — но никто не смеется. Говорю: «С добрым утром!» — но люди только хмыкают и сухо кивают, а если повезет, удостаивают меня односложным ответом.