Голоса лета - [57]

Ее путь пролегал по излинггонской Хай-стрит, через Кэмпденский пассаж, между ювелирными и антикварными лавками с закрытыми ставнями витринами, мимо магазина игрушек, где однажды она купила — за три шиллинга шесть пенсов, как указывалось на ценнике, наклеенном на пыльную коробку, — игрушечный фарфоровый чайный сервиз. Габриэла свернула на узкую мощеную улочку и оказалась на Эбигейл-креснт.

Эбигейл-креснт перемены не затронули. Фасады нескольких домов имели более свежий вид, на крыше одного из соседних домов появилось слуховое окно. И всё. Дом, в котором прошло ее детство, выглядел таким, каким она его помнила; это внушало уверенность и спокойствие, однако частная парковка, где обычно стояла машина отца, была пуста, — значит, его не было дома. Возможно, — хотя еще было только половина девятого утра, — отец уже уехал на работу.

Габриэла поднялась по ступенькам, позвонила в дверь. Она слышала, как в доме звенит звонок, но к двери никто не подошел. Через некоторое время она вытащила из-под свитера висевшую на шее длинную цепочку с ключом. Давным-давно, когда она еще училась в обычной лондонской школе, отец дал ей этот ключ… На случай крайней необходимости, объяснил он. Но она им так ни разу и не воспользовалась, потому что дома всегда кто-нибудь был, когда она возвращалась с занятий.

И вот теперь ключ пригодился. Она повернула его в замке. Дверь открылась, и Габриэла увидела старческую фигуру, медленно поднимающуюся по лестнице с полуподвального этажа.

— Кто это? — Голос был пронзительный, резкий и даже немного возбужденный.

— Не волнуйтесь, миссис Эбни, — отозвалась Габриэла, — это всего лишь я.

Миссис Эбни повела себя так, как обычно ведет себя всякий человек, который испытал шок или которого вот-вот хватит удар. Она остановилась как вкопанная, стала ловить ртом воздух, схватилась за сердце, вцепилась в перила.

— Габриэла!

— Простите, я вас напугала?

— Не то слово!

— Я не думала, что дома кто-то есть…

— Я слышала звонок, но не могу же я летать по лестнице, как после принятия дозы слабительного.

Габриэла втащила свой рюкзак в холл и затворила за собой дверь.

— Откуда ты взялась? — спросила миссис Эбни.

— Из Вест-Индии. Я в пути с… (она тронулась в путь так давно, уж и не помнила с какого числа. Разница во времени, перелет через несколько часовых поясов — трудно было что-то объяснить, ибо она туго соображала от усталости) …целую вечность летела. Где отец?

— Его нет. И он ничего не говорил о том, что ты приедешь.

— Он не знал, что я собираюсь домой. Очевидно, он в Шотландии?

— Ой, нет. Он был в Шотландии. Вернулся в среду, вчера то есть. И вчера вечером снова улетел.

— Улетел? — У Габриэлы упало сердце. — Куда?

— В Нью-Йорк. В командировку. С мистером и миссис Боулдерстоун.

— О… — Габриэла внезапно ощутила слабость в ногах.

Она села на нижнюю ступеньку лестницы, опустила голову, взъерошила волосы. Уехал в Нью-Йорк. Она опоздала всего на несколько часов. Их самолеты, должно быть, разминулись в ночи, разлетелись в противоположных направлениях.

Миссис Эбни, видя, что она сама не своя от усталости и разочарования, засуетилась по-матерински.

— В кухне пусто, потому что хозяев нет. Пойдем-ка ко мне, чаем тебя напою. Как в старые добрые времена. Помнишь, как я поила тебя чаем после школы, когда мамы не было дома? Как в старые добрые времена.

В подвале миссис Эбни тоже ничего не изменилось. Там было сумрачно и уютно, как в барсучьей норе. Тюлевые занавески препятствовали проникновению света, сочившегося с улицы, а ее маленькая плита даже в августе была раскалена, как паровой котел на пароходе.

Пока миссис Эбни ставила чайник, доставала чашки с блюдцами, Габриэла выдвинула стул и села за стол. Огляделась. Те же знакомые фотографии, календарь с изображением колокольчиков в лесу, заключенный в рамку, фарфоровые собачки на обоих концах каминной полки.

— А где Дикки? — спросила Габриэла.

— О, мой маленький Дикки умер. С год назад. Племянник хотел подарить мне волнистого попугайчика, но я не решилась. — Старушка заварила чай. — Что-нибудь сделать поесть?

— Нет, просто чаю выпью.

— Просто чаю? Когда ты последний раз ела?

Габриэла не помнила.

— Какое-то время назад.

— У меня есть хлеб со сливочным маслом.

— Я не голодна, спасибо.

Миссис Эбни села напротив, налила чай. Сказала:

— Ну, выкладывай все свои новости. И про маму. Как она? У нее все хорошо? Замечательно. Господи, кажется, ты так давно уехала… Лет шесть прошло, наверно. Сколько тебе теперь? Девятнадцать? Да, так и думала, что тебе, должно быть, исполнилось девятнадцать. Ты не сильно изменилась. Я сразу тебя узнала. Только волосы короткие. И в блондинку перекрасилась.

— Нет, я не красилась. Они сами по себе обесцветились — от вест-индского солнца и хлорированной воды в бассейне.

— На мальчишку ты похожа. Вот что я подумала, когда увидела тебя в дверях. Потому так и испугалась. Сейчас столько хулиганья развелось… А я должна присматривать за домом в отсутствии твоего отца.

Габриэла отхлебнула из чашки. Чай был темный, крепкий, ароматный, какой всегда пила миссис Эбни.

— А жена отца… Она тоже поехала с ним в Нью-Йорк?