Голоса чертовски тонки. Новые истории из фантастического мира Шекспира - [19]

– Да.

– Клянешься ли в повиновении мне в обмен на мое покровительство?

– Да.

– Принимаешь ли всех, кто собрался здесь, в свидетели и понимаешь ли, сколь тяжко бремя твоих клятв?

– Да.

– Быть по сему, – говорит она, легко касаясь губами моего лба. – Служи же мне отныне.

Меня переполняет странное ощущение – словно тучи мелких пузырьков, струясь из морских глубин, с шипением пронизывают все тело. Дар Титании вступает в силу под смех и приветственные клики фей и эльфов, озаряя светом кровь и наполняя музыкой легкие, и я внезапно, будто чувства мои разом обострились, осознаю, что могу менять облик – так же легко, как пальцем шевельнуть, принять любой вид или пол, быть кем хочу, не опасаясь противоречий.

– О! – восклицаю я, падая на колени, исполненная любви, изумления и благодарности. – О, государыня!

– Отблагодари меня службой! – в голосе Титании звучит насмешливая ласка. – И для начала я попрошу тебя отправиться с посольством ко двору Оберона и укрепить единство между нами. В конце концов, – она бросает взгляд на Пака, – там у тебя друзья.

– Конечно, государыня, – отвечаю я, все еще не в силах оправиться от потрясения.

Титания подмигивает – так коротко и быстро, что мне это могло и показаться – и на том аудиенция завершается. Пак мягко увлекает меня из царских покоев наружу, под ослепительный солнечный свет, заливающий двор перед ними. Здесь, понимая, как я потрясена, он усаживает меня на мраморную скамью, срывает с лозы цветок-чашу и подносит его розовые лепестки к моим губам. Я пью. Нектар сладок, как вино и как лето.

– Это ведь ты все подстроил, – говорю я, опорожнив цветок. – Ведь верно?

Пак широко улыбается и усаживается рядом.

– О, спору нет, я тоже приложил руку. Но большей частью все это – дело Ариэль. Она понимала, что, приведя тебя сама, не вызовет конфликта, а без него не будет и даров, но если это сделаю я, то мой сеньор непременно попробует испытать твою верность – то есть предложит дар, чем побудит и Титанию ответить на его дар своим. Должен признать, твоя госпожа необычайно искусна в угадывании желаний сердца.

– Спасибо тебе, – шепчу я, склоняя голову на его плечо. На миг мысли путаются вновь. – А Ариэль? Она вправду была занята?

– Да, у нее имелись кой-какие рутинные дела, но, не сомневаюсь, она не заставит себя ждать! – со странной нежностью он целует меня в висок. – Ну, а пока – не против ли ты, Миран-Миранда, как следует познакомиться с царством фей и эльфов? В конце концов, не могу же я оставить в невежестве собрата по посольскому ремеслу!

Радость, бурля, рвется наружу, и я от души смеюсь.

– О, дивный новый мир! Нет – дивные новые миры! А ведь раньше я не понимала, что мир на самом деле не один, но теперь обойду их все!

– Достойная цель, – соглашается Пак, нежно сплетая пальцы с моими. Что ж, не пора ли нам?

– Да, – без оглядки отвечаю я.

Кейт Хартфилд Путь истинной любви

Увы! Я никогда еще не слышал

И не читал – в истории ли, в сказке ль, —

Чтоб гладким был путь истинной любви.

Но – или разница в происхожденье…

Или различье в летах…

Иль выбор близких и друзей…

А если выбор всем хорош, – война,

Болезнь иль смерть всегда грозят любви[18].

Акт I

Иллирия, 1600 г.

Помона знала: сатир здесь. Из чахлого сосняка, покрывавшего склон рядом с дорогой, доносился шорох, хотя погода стояла безветренная. В уголке глаза метнулась тень.

Вот надоедливое старое чудище! Но все же рисковать обидеть его было нельзя. В силу причин, которых смертному не постичь, он был дружен с герцогом Орсино. Если Силен прекратит платить за ее услуги, несомненно, так же поступят и многие из придворных Орсино. Возможно, даже сам герцог. А ведь проезд до Милана обойдется ей во все – до единого дуката, – что удалось заработать за месяц тяжкого труда по всему иллирийскому побережью, обихаживая бесконечные шпалеры олив и нашептывая заговоры над увядшими виноградными лозами.

Что-то прошуршало в воздухе над самым ухом. Сосновая шишка. Упав в дорожную пыль, она покатилась вперед и постепенно замерла. Из зарослей можжевельника, подступавших к самой дороге, раздался раскатистый хохот.

Остановившись, Помона оперлась на посох.

– Очень мило с твоей стороны, Силен, льстить мне, – сказала она, – удостаивая старую ведьму тем же вниманием, что и девиц, навещающих твою виллу ради твоих прославленных прорицаний. Но я прекрасно понимаю, что для меня время подобных любезностей давно миновало.

Силен выскочил из кустов, распихивая ветви несчастного можжевельника. Дорожная пыль взвилась в воздух под ударами его копыт.

– Всего лишь хочу убедиться, что ты благополучно доберешься домой, – ответил он с отвратительной улыбкой. – Сегодня ты спасла мой виноградник от серой гнили, и уже не в первый раз. С моей стороны было бы черной неблагодарностью позвать старую женщину на свой виноградник, а после отправить ее домой одну, по прибрежной дороге, на радость разбойникам и пьяным матросам.

Вздор. Силеном двигала вовсе не забота о ее безопасности, и даже не распутство, а чистое удовольствие от причинения ей неудобств. Он шел за ней по пятам, швырялся шишками и гоготал просто от нечего делать, да еще оттого, что ему нравилось наблюдать, как ведьма всякий раз вздрагивает от неожиданности, досадливо морщится, но держит рот на замке.