Голос в защиту от «Голоса в защиту русского языка» - [6]

Шрифт
Интервал

Еще раз спрашиваем: что обидного в наших словах для чести русского языка или русской национальности? Может быть, наше мнение неверно, ошибочно, даже вовсе ложно? Положим, что так; но неужели право ошибаться есть чье-нибудь исключительное право? Ведь «Москвитянин», верно, не считает же себя непогрешительным? Если наше мнение о русском языке показалось ему ошибочно или ложно, он мог сделать свои замечания на наше мнение, опровергнуть его, но не должен, не вправе был приписывать нам по этому поводу намерений, которых у нас вовсе не было. К чему такая нетерпимость к чужому мнению, и в ком же? – в журнале, который беспрестанно рассуждает о добродетели, кротости, смирении, любви!..

Но взглянем на доводы «Москвитянина». Первый запрос его нам состоит в том, зачем, говоря о влиянии на русский язык наших знаменитейших светских писателей, умолчали мы о влиянии на него писателей духовных? Отвечаем: журнальная рецензия – не диссертация, не ученая книга, где предмет сочинения исчерпывается по мере возможности весь, до дна. Явится другая книжка, вроде сочинения г. Васильева, мы, разбирая ее, скажем то, чего не досказали по поводу первой; явится третья – опять найдется что сказать по ее поводу о том же предмете. Сверх того, мы были, как говорится, в своем праве, говоря о влиянии на русский язык только светских писателей, так же как всякий другой был бы в своем праве, говоря о влиянии на наш язык только духовных наших писателей. Тут все многозначительные вопросы – зачем и почему, не имеют места, и на них один ответ: потому что так хотели мы.

Второй запрос состоит в том, зачем «Отечественные записки» не показали влияния на язык нашего юридического красноречия? «Или (многознаменательно и чисто юридически замечает рецензент) эта отрасль языка у народа, имеющего гражданское устройство, так ничтожна, что не заслуживает и упоминовения?» Отвечаем на это: мы вовсе не знакомы с русским судебным красноречием, потому что, как замечает сам судия наш, произведения этого рода не напечатаны. А о том, что не напечатано, журнал не имеет права и судить. Рецензент «Отечественных записок» нисколько не сомневается, что рецензент «Москвитянина» знает все науки и что ему в особенности знаком язык юридический, как это доказывает, статья его: тем лучше для него, – ему и книги в руки!

Третий запрос: почему рецензент «Отечественных записок», говоря о Пушкине как преобразователе языка, останавливается на повести «Арап Петра Великого» и не говорит ни слова об «Истории Пугачевского бунта»? Ответ: рецензент забыл и охотно признает свою забывчивость непростительною, а третий запрос дельным.

Четвертый запрос: почему рецензент «Отечественных записок» не упоминает, например, о «Письмах русского офицера» Ф. Глинки? Ответ: оттого, что не считает их стоящими упоминовения. Может быть, рецензент «Отечественных записок» в этом случае ошибается, но «ошибки суть свойственны человеку» – errare humanum est. Почему же он не упомянул о других, действительно важных произведениях, упоминаемых ниже рецензентом «Москвитянина», – причина та, что он писал не диссертацию, а рецензию.

Что касается до стихов Кольцова, приведенных в рецензии «Отечественных записок» как пример живописности русского языка в изображении предметов природы, они действительно выражаются таким слогом, который очень естествен в произведении, написанном в духе народной поэзии.

Но вот самый страшный запрос: где рецензент «Отечественных записок» изучал русский язык – в пословицах, в песнях, в исторических актах? Потом, именно где и в чем изучал он – в своем кабинете, в бархатных сапогах, или в других каких-нибудь местах и в других сапогах? На это рецензент «Отечественных записок» имеет честь ответить рецензенту «Москвитянина», что бархатных сапогов он не носит, что русский язык изучал он больше всего в сочинениях русских писателей и в образованном обществе; с пословицами знаком; сказки и песни, собранные Киршею Даниловым, знает чуть не наизусть; читывал не без внимания и другие сборники произведений народной поэзии; к русскому народу прислушивался… Во всяком случае, с отроческих лет по страсти занимаясь русскою литературою и русским языком и лет около пятнадцати действуя на литературном поприще с такою удачею, что сам «Москвитянин» признал некоторые критические статьи его в «Отечественных записках» писанными бойким пером мастера, рецензент «Отечественных записок» думает, что в деле русской литературы и русского языка он что-нибудь знает, – может быть, не так много, как рецензент «Москвитянина», г. Д., но ведь не всем же быть генералами, то есть полководцами; для многих и офицерский чин – недостижимая высота: овому талант, овому два…

Далее рецензент «Москвитянина» делает нам запрос: в каких салонах au Marais, a la Chaussee d'Antin[3] или в предместий Saint-Germain[4] случалось нам слышать слова substance, absolu, abstrait, concret[5], и есть ли во французском словаре Академии слова: indifferentisme и obscurantisme[6]? Ответ: рецензент «Отечественных записок» не был во Франции, и ему мало нужды до того, какие употребляют или не употребляют слова салоны au Marais, a la Chaussee d'Antin и в предместий Saint-Germain. Прошло уже то время, когда свет образования был монополиею этих трех пунктов Парижа; он теперь во всем Париже, везде, где сходятся образованные люди. Слово


Еще от автора Виссарион Григорьевич Белинский
«Несколько слов о поэме Гоголя “Похождения Чичикова или Мертвые души”»

Настоящая статья Белинского о «Мертвых душах» была напечатана после того, как петербургская и московская критика уже успела высказаться о новом произведении Гоголя. Среди этих высказываний было одно, привлекшее к себе особое внимание Белинского, – брошюра К. Аксакова «Несколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова или мертвые души». С ее автором Белинский был некогда дружен в бытность свою в Москве. Однако с течением времени их отношения перешли в ожесточенную идейную борьбу. Одним из поводов (хотя отнюдь не причиной) к окончательному разрыву послужила упомянутая брошюра К.


<Статьи о народной поэзии>

Цикл статей о народной поэзии примыкает к работе «Россия до Петра Великого», в которой, кратко обозревая весь исторический путь России, Белинский утверждал, что залог ее дальнейшего прогресса заключается в смене допетровской «народности» («чего-то неподвижного, раз навсегда установившегося, не идущего вперед») привнесенной Петром I «национальностью» («не только тем, что было и есть, но что будет или может быть»). Тем самым предопределено превосходство стихотворения Пушкина – «произведения национального» – над песней Кирши Данилова – «произведением народным».


Сочинения Александра Пушкина. Статья вторая

Содержание статей о Пушкине шире их названия. Белинский в сущности, дал историю всей русской литературы до Пушкина и показал становление ее художественного реализма. Наряду с раскрытием значения творчества Пушкина Белинский дал блестящие оценки и таким крупнейшим писателям и поэтам допушкинской поры, как Державин, Карамзин, Жуковский, Батюшков. Статьи о Пушкине – до сих пор непревзойденный образец сочетания исторической и эстетической критики.


Речь о критике

«Речь о критике» является едва ли не самой блестящей теоретической статьей Белинского начала 40-х годов. Она – наглядное свидетельство тех серьезных сдвигов, которые произошли в философском и эстетическом развитии критика. В самом ее начале Белинский подчеркивает мысль, неоднократно высказывавшуюся им прежде: «В критике нашего времени более чем в чем-нибудь другом выразился дух времени». Но в комментируемой статье уже по-новому объясняются причины этого явления.


Утренняя заря, альманах на 1841 год, изданный В. Владиславлевым. Третий год

«…Вот уже четвертый альманах издает г. Владиславлев и делает этим четвертый подарок любителям легкого чтения и красивых изданий. На этот раз его альманах превзошел, как говорится, самого себя и изящностию своей наружности, роскошью приложений, и замечательностию содержания. По стихотворной части, его украсили произведения Пушкина, князя Вяземского, гр. Р-ной, Языкова, Кольцова, Подолинского и других…».


Кот Мурр… Сочинение Э.-Т.-А. Гофмана. Перевод с немецкого Н. Кетчера

«…Обращаемся к «Коту Мурру». Это сочинение – по оригинальности, характеру и духу, единственное во всемирной литературе, – есть важнейшее произведение чудного гения Гофмана. Читателей наших ожидает высокое, бесконечное и вместе мучительное наслаждение: ибо ни в одном из своих созданий чудный гений Гофмана не обнаруживал столько глубокости, юмора, саркастической желчи, поэтического очарования и деспотической, прихотливой, своенравной власти над душою читателя…».


Рекомендуем почитать
Культовое кино

НОВАЯ КНИГА знаменитого кинокритика и историка кино, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», удостоенного всех возможных и невозможных наград в области журналистики, посвящена культовым фильмам мирового кинематографа. Почти все эти фильмы не имели особого успеха в прокате, однако стали знаковыми, а их почитание зачастую можно сравнить лишь с религиозным культом. «Казанова» Федерико Феллини, «Малхолланд-драйв» Дэвида Линча, «Дневная красавица» Луиса Бунюэля, величайший фильм Альфреда Хичкока «Головокружение», «Американская ночь» Франсуа Трюффо, «Господин Аркадин» Орсона Уэлсса, великая «Космическая одиссея» Стэнли Кубрика и его «Широко закрытые глаза», «Седьмая печать» Ингмара Бергмана, «Бегущий по лезвию бритвы» Ридли Скотта, «Фотоувеличение» Микеланджело Антониони – эти и многие другие культовые фильмы читатель заново (а может быть, и впервые) откроет для себя на страницах этой книги.


Наслаждение ожиданием

Критическая статья на книгу Елены Генерозовой «Австралия».


В переплёте

Что происходит с современной русской литературой? Почему вокруг неё ведётся столько споров? И почему «лучшие российские писатели» оказываются порой малограмотными? Кому и за что вручают литературные премии? Почему современная литература всё чаще напоминает шоу-бизнес и почему невозможна государственная поддержка писателей, как это было в СССР? Книга отвечает на множество злободневных вопросов и приоткрывает завесу над современным литературным процессом.Во второй главе представлены авторские заметки о великих русских писателях.


Фантастика, оптимистические трагедии, и герой - рохля

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


О фантастике Стругацких - мысли и разочарования

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кинопробы космической экспансии

Предлагаем читателям первый обзор из серии «Кинопробы космической экспансии», посвященной истории «освоения» кинофантастикой Солнечной системы. Известный популяризатор истории космонавтики и писатель-фантаст Антон Первушин в трех статьях расскажет о взглядах кинематографистов на грядущее покорение Луны, Марса и Венеры. В первом обзоре автор поглядывает на естественный спутник Земли. О соседних планетах — читайте в ближайших номерах журнала. Из журнала «Если», 2006, №№ 7, 8, 10; 2007, № 5.