Голос в защиту от «Голоса в защиту русского языка» - [3]

Журналы, видите ли, по праву сильного завладения, поставили себя стражами, законодателями и оракулами в науках и словесности! Нет, господин «Москвитянин», это не так! Журналы у нас судят о предметах науки, искусства и литературы не по праву сильного завладения, а по изволению высшей власти, со времен Петра Великого и до настоящего мгновения содействующей и благотворящей успехам просвещения и образованности в России. Было время, когда великая монархиня была участницею журнала в качестве писателя. Теперь журналистика сделалась потребностью образованной части русского общества, вошла, так сказать, в его привычки и нравы, именно вследствие этого деятельного покровительства свыше. Что теперь есть (как и были прежде и, к сожалению, будут всегда) журналы, которые добиваются попасть в законодатели и оракулы наук и словесности, – это правда; но правда и то, что именно этого-то рода журналы и не успевают никогда в своем намерении, потому что успех всегда остается на стороне журналов, которые без претензий, но зато с талантом и знанием дела, объявляют свое мнение о предметах, законно подлежащих их суждению, то есть о науке, искусстве и литературе. Что хороший журнал должен иметь определенное мнение, быть верным однажды принятому им направлению, под опасением оказаться плохим и кануть в Лету или едва влачить свое чахоточное существование, – в этом нет ничего предосудительного. Подписываются или не подписываются критические и библиографические статьи в журнале, – это решительно все равно и нисколько не изменяет сущности дела. Когда журналист – человек без мнения, журнал его будет бесцветен и мертв, хотя бы его сотрудники и не подписывали под статьями своих имен. Когда же журналист знает свое дело, – статьи множества его сотрудников, с подписью их имен, всегда будут согласны с его мнением, потому что он не допустит до участия в своем журнале людей разномыслящих, о которых можно сказать:

Запели молодцы: кто в лес, кто по дрова!

Вот, например, в «Москвитянине» все критики и рецензии подписываются или полными именами, или хоть заглавными буквами имен, и все эти статьи толкуют о чем-то об одном, кажется, о словенстве или славянстве, или о чем-то этаком; но – странное дело! – во всех этих статьях, толкующих об одном, именно одного-то и нет, оттого ли, что гг. сотрудники не совсем понимают, о чем сами говорят, или оттого, что не могут согласиться друг с другом, – от той или другой причины, или по обеим вместе, только в «Москвитянине» часто выходит разноголосица. За доказательством недалеко ходить. Г-н Шевырев, разбирая «Мертвые души», до небес превознес их автора; а «Голос в защиту русского языка» очень немного хорошего видит в Гоголе. Неужели такое разноречие одного и того же журнала об одном и том же писателе – есть достоинство, заслуга? И неужели говорить всегда одно и то же, не противореча самому себе, есть больше, чем недостаток журнала? Что за странная логика у «Москвитянина»!.. Но послушаем его дальше:

Не сочувствуя духу и направлению «Отечественных записок», нельзя однако же, отказать в справедливом уважении, на которое им дают право, во-первых, постоянная и строгая исправность их выхода: во-вторых, кроме здоровой толщины (слова «Отечественных записок») книжек, точное выполнение многосторонней программы Ж(ж)урнала. Переводные статьи, иногда заключающие в себе целые книги, непременно новы и большею частою хорошо переведены. В «Критике» иногда встречаются статьи, писанные бойким пером мастера. Материальная часть всегда в порядке относительно исправности печати и даже рассылки книжек. Вообще видна какая-то постоянная внимательность к читателям, заботливость сделать их довольными, которая заставила бы думать, что удовлетворение вполне их ожиданиям и вместе огромное влияние на мнение публики суть две единственные цели Ж(ж)урнала ж что за ними, уже как неминуемое последствие, приходит сама собою дань нескольких тысяч подписчиков; но «Отечественные записки» сами открывают совсем другое, усиливаясь доказать, даже с некоторою досадою, что в журнальном, так же как в мануфактурном и торговом производстве, деньги суть и цель и средство.

Благодарим за похвалы нашему журналу, как кажется, не совсем незаслуженные; но и не попустим неправды, совершенно незаслуженно на него взводимой. Да будет известно «Москвитянину» и всем, кому нужно это знать, что «Отечественные записки» никогда не говорили, что будто бы в журнальном производстве деньги суть и цель и средство. «Москвитянин» ссылается, в доказательство справедливости своего обвинения, на следующие строки «Отечественных записок»;

С появления «Библиотеки для чтения» литературный труд сделался капиталом… Много было тогда об этом споров, и многие видели в этом унижение литературы, литературное торгашество. Рыцари литературного бескорыстия, или, лучше сказать, литературного донкихотства, не замечали, что в их пышных фразах больше ребячества, нежели возвышенности чувства. В наше время, когда небогачам жить так трудно и жить можно только трудом, в наше время не ценить литературы на деньги значит не ценить ее ни во что, не признавать ее существования. Действительно, можно ли предполагать богатую литературу там, где книги – не товар и где говорят: «Все товар – и битое стекло, и мусор, и песок; но книга – не товар»? Можно ли предполагать действительное существование литературы там, где может жить своим трудом и поденщик, и разносчик, и продавец старого тряпья и битой посуды, и тем более писец, – но где не может жить своим трудом писатель, литератор? Что бы ни говорили, но аксиома неоспоримая, что нельзя в одно и то же время быть вполне и хорошим чиновником и хорошим литератором: чиновник непременно будет мешать литератору, а литератор чиновнику. Чтоб быть ученым, поэтом или литератором вполне, необходимо видеть в науке, в искусстве или в литературе свое исключительное призвание, свое, так сказать, ремесло, свой род промышленности, говоря языком политической экономии.