Голос тех, кого нет - [10]

– Многие женщины не знают его, – сказал он.

– Тогда как же они узнают, что он должен умереть? – снова спросил Рутер. Затем он окаменел и громко добавил:

– Вы – кабры!

Привлеченный криком, появился Пайпо. Он сразу увидел, что Лайбо чем-то потрясен и очень взволнован. Однако, Пайпо даже не мог предположить о чем идет речь, поэтому не знал, как помочь? Все что он знал, это то, что Рутер когда-то говорил о людях – по крайней мере Пайпо и Лайбо – что они похожи на больших зверей, стадом пасущихся в прерии. Пайпо не мог даже сказать был ли Рутер рассержен или счастлив.

– Вы все – кабры! Вы решаете! – он указал на Пайпо с Лайбо. – Ваши женщины не выбирают вашего будущего. Вы все решаете. Как в бою, только каждый день!

Пайпо понятия не имел, о чем говорил Рутер, но заметил, что все порквинхи лишены эмоций, как пни. Пайпо ждал дальнейших событий. Было ясно, Лайбо так напуган странной выходкой Рутера, что вообще не может говорить. В данном случае Пайпо ничего не оставалось как сказать правду.

Это была относительно очевидная, житейская информация. Его действия шли в разрез с законами Конгресса Звездных Путей, но не отвечать на вопрос было еще опаснее, поэтому Пайпо решил рискнуть.

– Женщины и мужчины все решают вместе, или каждый решает сам за себя, – сказал Пайпо. – У нас никто не решает за другого.

По-видимому, именно этого свиноподобные и ожидали.

– Кабры, – сказали они. Все больше и больше их бежало к Рутеру, свистя и улюлюкая. Они подняли и потащили его в лес. Пайпо попытался последовать за ними, но двое свиноподобных остановили его и закачали головами. Этот человеческий жест они усвоили много лет назад, но у свиноподобных он приобрел более глубокий смысл. Он категорически запрещал Пайпо идти следом. Они шли к женщинам, а это было единственным местом, куда им запрещали ходить.

По дороге домой Лайбо рассказывал с чего все началось.

– Ты знаешь, что Рутер сказал? Он сказал: наши женщины слабые и глупые.

– Это потому, что они не видели мэра Боскуинху, или на худой конец твою маму.

Лайбо засмеялся. Его мать, Концейзамо, была сборником заповедей. И стоило вам переступить границу ее владений, как вы тут же оказывались объектом ее нравоучений. Рассмеявшись, Лайбо почувствовал, что какая-то мысль ускользнула, стерлась что-то очень важное – о чем же был разговор?

Лайбо забыл детали, а вскоре забыл и о том, что хотел что-то восстановить, вспомнить.

Той ночью они слышали барабанную дробь. Пайпо и Лайбо решили, что это часть ритуального обряда. Удары были не часты, как будто тяжелыми палками били в огромный барабан. Казалось, что зловещее празднество будет длиться вечно. Лайбо и Пайпо размышляли, повлияет ли пример равенства полов в человеческом обществе на свиноподобных, даст ли самцам надежду на демократию.

– Я думаю, происшедшее может повлечь серьезные изменения в поведении свинок, – мрачно произнес Пайпо. – Если мы обнаружим отклонения в поведении, я немедленно пошлю сообщение в Конгресс, а Конгресс, вероятнее всего, свернет работу на какое-то время. Возможно, на долгие годы. Да, добросовестные отчеты о работе дадут основания Конгрессу для запрещения исследований вообще. Эта мысль казалась достаточно трезвой.

По утрам Новинха провожала их до калитки в высоком заборе, отделяющем городок от холмов, ведущих в леса свиноподобных. Так как Пайпо и Лайбо снова и снова убеждали себя, что никто из них не откажется от достигнутого, Новинха шла впереди и первой дошла до калитки, заметив небольшой участок свежевырытой красной земли метрах в тридцати от калитки.

– Что-то новенькое, – сказала она. – Может там есть что-нибудь.

Пайпо открыл калитку, и Лайбо, как самый младший, побежал на разведку. Он остановился у края земельной полоски и вдруг обмяк и рухнул на землю. Увидев это, Пайпо остолбенел, а Новинха, испугавшись за Лайбо, нарушив все распоряжения, выскочила из калитки. Лайбо стоял на коленях, запрокинув голову, он рвал кудрявые волосы и рыдал от отчаяния.

Распростершись в грязи, лежал Рутер. Он был тщательно расчленен: каждый орган был аккуратно отделен. Даже сухожилия, волосы были вытащены из конечностей и симметрично разложены на сухой земле. Все, что когда-то было единым целым – теперь было разделено на части.

Крик Лайбо перешел в истерику. Новинха гладила, поддерживала, укачивала его, стараясь успокоить. Пайпо взял кинокамеру и обстоятельно, со всех углов, заснял ужасную картину, чтобы в последствии компьютер мог проанализировать детали.

– Он был еще жив, когда они делали это, – сказал Лайбо, чуть успокоившись. Но и теперь он произносил слова очень медленно, отчетливо, словно говорил с иностранцем, плохо понимающим язык. – Столько много крови на земле, след тянется издалека – его сердце еще билось, когда они вскрывали его.

– Обсудим все позднее, – сказал Пайпо.

Теперь Лайбо совершенно отчетливо вспомнил все, о чем запамятовал.

«Что говорил Рутер о женщинах? Они решают, когда мужчина должен умереть.

Он говорил мне это, а я…» – Он прервал себя. Конечно же, он ничего не мог предпринять. Закон требовал, чтобы он не вмешивался. Теперь он ненавидел законы. Если законы допускают такое, такие законы бессмысленны.