Голос ночной птицы - [243]

— Ну… я думаю, нож в сердце будет быстрее.

— Смысл не в том, чтобы было быстрее, Победитель Демона. Смысл в каре, в том, чтобы показать всем, что бывает за такие преступления. И к тому же детям и старикам так нравится его пение по ночам. — Навпавпэ уставился на озерцо, все еще в размышлении. — Это самое милосердие: так делают во Франз-Европэ?

— Да.

— Тогда — что ж. Значит, это то, чему мы должны стремиться подражать. И все-таки… нам его будет не хватать. — Он повернулся к стоявшему рядом человеку: — Се ока па неха! Ну се каидо на кай ичиси!

С последним шипящим звуком он сделал колющее движение, а потом, к ужасу Мэтью, резко повернул и полоснул крест-накрест невидимым лезвием. Человек с покрытой татуировкой лицом побежал прочь, вопя и что-то выкрикивая, и почти все зеваки — мужчины, женщины и дети наравне — побежали за ним, испуская те же звуки.

Мэтью должно было бы стать легче, но не стало. Тогда он усилием воли переключил мысль на другой и более важный предмет.

— А что такое солнце мужества? — спросил он.

— То, что дает дух воды, — ответил Навпавпэ. — А также луны и звезды от великих богов.

— Дух воды?

— Да. — Навпавпэ показал на озерцо. — Здесь он живет.

— Мэтью! — окликнула его Рэйчел, становясь рядом. — Что он говорит?

— Я пока не знаю, — ответил он. — Я пытаюсь…

— Аг-аг! — Навпавпэ погрозил пальцем. — Дух воды может оскорбиться, услышав грязные слова.

— Приношу свои извинения. Позволь спросить, если можно: как дает вам дух воды эти солнца мужества?

В ответ Навпавпэ вошел в воду. Он уходил от берега, пока не зашел по пояс. Потом остановился и, одной рукой придерживая на голове парик, наклонился, а другой стал ощупывать дно. То и дело он доставал пригоршню ила и просеивал сквозь пальцы.

— Что он ищет? — тихо спросила Рэйчел. — Ракушки?

— Не думаю, — ответил Мэтью. У него был соблазн рассказать ей о Шоукомбе, просто чтобы избавиться от тяжести виденного, но не было смысла делиться таким ужасом.

Навпавпэ сменил место, зайдя чуть поглубже, наклонился и снова стал искать. Перед вудвордова камзола потемнел от воды.

И через минуту вождь перешел на третье место. Рэйчел тихонько вложила пальцы в ладонь Мэтью.

— Я никогда не видела ничего подобного. Вокруг всей деревни — стена леса.

Мэтью хмыкнул, наблюдая Навпавпэ за работой. Защитная стена деревьев — еще одно связующее звено между деревней и Фаунт-Роялом. У него было чувство, что эти два поселения, разделенные милями, связаны еще каким-то образом, о котором никто не подозревает.

Близость Рэйчел и тепло ее руки напомнили об их недавней близости. Как будто это воспоминание лежало совсем рядом с центром памяти. Но это все была иллюзия. Так ведь? Конечно, так. Рэйчел не полезла бы на лежанку отдаваться умирающему. Даже если он спас ей жизнь. Даже если бы она думала, что ему уже недолго осталось на этой земле.

Но… чисто теоретически… если именно так стало известно, что он на пути к выздоровлению? А что, если… доктор даже поощрил ее к такому физическому и эмоциональному контакту, этакий индейский способ лечения, подобный… да, подобный кровопусканию?

Если так, то доктору Шилдсу много есть чему поучиться.

— Рэйчел, — сказал Мэтью, осторожно гладя пальцами ее руку. — Ты… — Он остановился, не зная, как к этому подойти, и решил избрать обходной путь. — Тебе дали какую-нибудь другую одежду? Какую-нибудь… гм… местную?

Она встретила его взгляд.

— Да, — сказала она. — Эта молчаливая девушка принесла мне платье в обмен на то синее, что было у тебя в мешке.

Мэтью попытался прочесть правду у нее в глазах. Если они с Рэйчел действительно тогда любили друг друга, то признаваться в этом она сейчас не собиралась. И прочесть по ее внешности этого тоже не удавалось. И в этом, подумал он, ключевой вопрос: она могла отдать ему свое тело из-за чувства или же в рамках метода лечения, рекомендованного доктором, который Мэтью казался сделанным из одного теста с Исходом Иерусалимом, а могло быть, что это фантазия, навеянная горячкой и дурманящим дымом, желаемое, но не действительность.

В чем же правда? Правда, подумал он, в том, что Рэйчел все еще любит своего мужа. Или хотя бы память о нем. Он это понимал из того, о чем она не говорит. Если тут было на самом деле о чем говорить. Она может хранить чувства к нему как букет розовых гвоздик. Но это не красные розы, и в этом вся разница.

Он мог спросить, какого цвета то платье. Мог точно описать ей его. Или мог начать его описывать, и она ему скажет, что сильнее ошибиться он не мог.

Может быть, ему и не надо знать. Или даже желать знать. Наверное, лучше оставить все несказанным, и пусть граница между явью и фантазией останется непотревоженной.

Он прокашлялся и снова посмотрел на пруд.

— Ты говорила, что с индейцами прошла час пути. Не помнишь, в какую сторону?

— Солнце какое-то время было слева. А потом светило в спину.

Он кивнул. Значит, они шли час обратно в сторону Фаунт-Рояла. Навпавпэ перешел на четвертое место и крикнул:

— Дух воды любит шалить! Иногда он отдает их просто так, а иногда приходится искать и искать, чтобы найти хоть одно!

С детской улыбкой он вернулся к своей работе.