Голос над миром - [17]

Затем Сантини буквально выталкивает меня из-за кулис; я выхожу, покачивая бедрами, отлично вписываясь в игровой эпизод, и без запинки исполняю сцену с Боттаро и Каннетти. Маэстро Масканьи не делает мне ни единого замечания, и репетиция продолжается.

Бросив губительный цветок гвоздики Турриду — тенору Баттаро, я с гордым видом ухожу… прямо за кулисы.

Когда кончился акт, Масканьи поднялся на сцену и в превосходнейшем расположении духа объявил, что репетиция проходит как нельзя лучше. Затем подошел ко мне и, ласково потрепав меня по щеке, сказал:

— Ты, малышка, тоже пела отлично! Только не забывай, что Лола, бросив Турриду цветок, отправляется не на прогулку, а — в церковь!

Я с самого начала положила себе за правило не обольщаться своими успехами и держаться поближе к истине. Но должна сказать, что в роли Лолы меня ждал подлинный триумф. Доказательством тому — предложение спеть Лолу в театре города Кальяри, которое я получила сразу же после окончания спектаклей в «Ла Скала». Мне оплачивали проезд туда и обратно в вагоне первого класса, да и само вознаграждение было вполне приличным. Но синьора Клаузетти решительно восстала.

— Тоти Даль Монте больше не будет петь Лолу. Вы можете пригласить ее в Кальяри на роль, более подходящую для ее голоса, легкого сопрано, — ответила она импрессарио.

По окончании театрального сезона я покинула «Ла Скала» и вернулась домой, где меня встретили с восторгом. О моем исполнении партии Лолы газеты отзывались весьма одобрительно. Отец был вне себя от радости, водил меня по всем друзьям и знакомым и каждому рассказывал, какая я удивительная певица.

Вскоре все друзья уже окрестили его «моя доченька» — так называлась знаменитая комедия Галлины, в которой как раз изображен отец, безмерно восхищающийся мнимыми успехами своей дочки-певицы.

После того как я побывала в Мира, чтобы обнять мою седовласую наставницу, мы с отцом отправились в Пьеве ди Солиго. Там, на родине моих стариков, мне был оказан прием, достойный настоящей знаменитости.

Меня постоянно окружало множество людей, которые помнили, как я, будучи еще девочкой, беспрестанно распевала. Сразу же был организован концерт, который привлек много публики. Наконец-то после скромных ролей в «Ла Скала» я могла исполнить арии, разученные с Барбарой Маркизио. На этом памятном концерте я пела арии Беллини, Доницетти, Россини и многих других композиторов, пела без конца, до полного изнеможения.

Так в поездках между Венецией и Пьеве ди Солиго я провела счастливейшее лето и осень.

Меж тем война приближалась, и бои становились все яростнее. Море пролитой крови, сообщения о новых жертвах приводили меня в ужас, но мои мысли неизменно возвращались к любимому искусству, к моим надеждам и мечтам начинающей артистки.

В Венеции я с огромным удовольствием и старанием продолжила свои занятия по вокалу.

В конце года я вернулась в Милан, и вновь неотъемлемой частью моей жизни стали дом милых Клаузетти, фирма «Рикорди», театральные агентства, «Ла Скала».

В 1917 году на долю моей родины выпали тяжелые военные испытания. Это был год сражения под Капоретто, и наша семья, как тысячи других, тревожилась за жизнь моего брата Пьеро, призванного в армию и отправленного на фронт.

Тот памятный год оставил след и в моей личной жизни. Я влюбилась. Это не было исключительным чувством, а так просто, юношеским увлечением с перспективой возможного замужества. Я была сентиментальной, совсем молодой девушкой, полной безоблачных надежд, и нет ничего удивительного, если однажды я откликнулась на нежный зов любви, тем более что мой поклонник был очень умным, культурным юношей, из высокопоставленной семьи, а его чувства и намерения были весьма серьезны. Но после недолгих колебаний я поняла, что искусство и слава слишком сильно манят меня, трудно было распрощаться с музыкой, со сценой, да и обмануть надежды отца я не могла.

Свое решение я приняла совершенно сознательно, без всякого давления с чьей-либо стороны. Это не помешало нам на долгие годы сохранить большую дружбу, и мой верный друг неизменно приходил мне на помощь в трудные минуты, которых в моей жизни было немало.

Вспомнив о своем первом юношеском увлечении, я хотела бы только добавить, что и у меня были свои человеческие горести и радости и я иной раз ошибалась.

Но все-таки мои заблуждения и порывы в какой-то мере можно оправдать тем, что я всегда действовала по велению сердца, и к тому же порой мне приходилось принимать решения, не имея советчиков, а я отличалась наивностью, доверчивостью и неисправимым оптимизмом.

Теперь, конечно, умудренная опытом, я не совершила бы многих ошибок прошлого, доведись мне начать жизнь сызнова. Но я и сейчас не жалею о том, что на заре своей артистической карьеры подавила в себе первое нежное чувство.

IX. Две Лодолетты

Год 1917-й, год чрезвычайно серьёзных событий для Италии и ее союзников, принес много переживаний Тотине, как отныне называли меня все мои коллеги.

В апреле 1917 года во Флоренции, в великолепном старинном зале, под управлением несравненного Леопольдо Муньоне, одного из лучших дирижеров того времени, было исполнено изумительное по красоте произведение — «Stabat Mater» Перголези. Кроме меня солистами в концерте были Джаннина Русс и Гуэррина Фаббри.