Голос любви - [20]

Симона заняла свое рабочее место, небрежно постукивая карандашом по крышке стола, которому, должно быть, не меньше трехсот лет. Наконец она заговорила:

— Хорошо, Блю. Если вы думаете, что это поможет, воспользуйтесь своими связями. Но одна просьба: ни в коем случае не упоминайте «Анджану».

— Без проблем, — откликнулся он, и снова воцарилась тишина.

Симона перестала барабанить карандашом по столу и повернулась к Блю. Оба знали, что все дела на данный момент были закончены, однако ни он не уходил, ни она не произносила «идите». Блю понимал, что тому причиной, и это ему нравилось.

Наконец Симона встала, заправив за ухо непокорную прядь.

— Да, кстати, о Хэлламе. На выходные мы приглашены в Холлуинд — это его поместье где-то под Оксфордом. — Голос Симоны звучал спокойно, но Блю явственно представил себе — почти услышал — этот же голос, зовущий и полный любви.

— Я знаю, — произнес он, неожиданно ровным тоном, если принять во внимание охватившую его бурю эмоций.

Симона бросила на него удивленный взгляд.

— У меня есть наше расписание, мисс Дукет, — сказал он. — Вы не помните?

— Забыла, простите. Что ж, я полагаю, это все, — произнесла она.

Блю, казалось, ничего не слышал. Взгляд его был прикован к ее губам: помада уже успела стереться, и от этого они стали более естественными.

Когда Симона вышла из-за стола, взгляд Блю снова упал на ее босые ноги, потом стал подниматься по изящным щиколоткам, на мгновение задержался на ее юбке («Слишком строгая», — неодобрительно подумал он), затем выше. Симона чувствовала себя явно не в своей тарелке. Да и он переживал нечто подобное.

— Ужин подадут в столовой, в половине восьмого, — уточнила она. — К ужину мы обычно соответствующе одеваемся.

— Как жаль! — скривил он губы.

Их взгляды встретились.

— Я хотела сказать…

— Я понял, что вы хотели сказать. Вы что, никогда не улыбаетесь?

— Почему же? — фыркнула она. — Вчера, например, весь вечер только и делала, что улыбалась. И кончилось это тем, что у меня до сих пор болит челюсть!

Он подошел и сжал ее дрожащие руки.

— Так это вы улыбались? — ухмыльнулся он. — А я думал, это у вас нервный тик…

Она сердито вскинула на него глаза, но когда встретила его взгляд, то гневное выражение тут же сменилось улыбкой.

— Пожалуй, вы правы, — сказала она и попыталась высвободить руку. Блю разжал пальцы. — Я не люблю скопление людей, и, должно быть, по мне это было видно. — Она повернулась к нему спиной и стала смотреть в окно.

— Я сам не люблю толпу.

— У вас это не так заметно.

— Попробуйте представить себе их в ночных рубашках. Я так делаю, и это помогает.

Она повернулась к нему:

— В ночных рубашках? Пожалуй, надо попробовать…

— Видите ли, на самом деле я с вами немного слукавил. Кое-кого я представляю и без рубашки…

— Вы невыносимы, Блю!

Он посмотрел на нее, желая прочесть ее мысли. Ему показалось, что Симона боится его. Почему? Чего ей вообще бояться, с ее деньгами и властью?

— Я полагал, вы примете мой вызов, — произнес он. Ему хотелось снова увидеть ее улыбку.

— Очень нужно!

— Знаете, о чем я думаю?

— Нет, не знаю. Не будете ли вы так любезны об этом сообщить? — съязвила она.

— Вы уходите с головой в работу. На вас это плохо действует. Да расслабьтесь вы хоть на минутку, Симона!

Она повернулась к нему, как бойцовый петух, готовый к атаке. Руки ее были уперты в бока, губы вытянулись в напряженную линию, грудь высоко вздымалась.

— На сегодня все, — сурово произнесла она.

Блю хотелось дотронуться до нее, словно от этого к ней вернулось бы хорошее настроение. Со временем, думал он, эта женщина ему даже понравится. Он сам от себя не ожидал, что ему может понравиться Симона Дукет.

— Означает ли это, что я должен уйти?

— Послушайте, Блю, — Симона потеряла последнее терпение, — неужели вы не в состоянии придумать себе более интересное занятие, чем выводить меня из себя?!

— Например?

— Ну, посмотрите еще раз досье Хэллама. Может быть, найдете, в чем там загвоздка, — произнесла она холодным, начальственным тоном. — Обсудим это за ужином.

Улыбнувшись, Блю решил все-таки пощадить Симону, оставив последнее слово за ней, и поспешил к выходу.

— Блю! — Голос Симоны на этот раз был мягче.

Он обернулся на пороге.

— Спасибо, Блю. Я ценю вашу работу. Из сложной и запутанной системы цифр вам удалось сделать простую и доступную схему. На это нужен талант. И совсем не ваша вина, что баланс почему-то не сходится.

Блю хотел было ответить какой-нибудь колкостью, но, взглянув на Симону, передумал. Весь ее вид говорил, что слова были искренни, хотя и дались ей нелегко.

Он кивнул:

— Не стоит благодарности. Увидимся за ужином.

— За ужином, — словно эхо откликнулась она.

Симона окинула нервным взглядом стол на четырнадцать персон. Никогда раньше ей не приходило в голову, какой он огромный и как официально выглядит. Ей приходилось ужинать за этим столом либо в большой и шумной компании гостей, либо — что гораздо реже — наедине с Джозефиной, и ни в тех, ни в других случаях размеры стола ее не смущали. Но сейчас огромный стол, накрытый всего на двоих, выглядел слишком чопорно, пожалуй, даже нелепо.

— Тридцать три минуты восьмого. — Миссис Драйзер поправила одну из вилок, лежавших не совсем параллельно тарелке. — Прикажете подать?