Голос крови - [14]

– Это же та самая улица? – по-русски спросил Дима. – Поехали сейчас! Зачем ждать?

– Потом обсудим, – сухо отозвался Максим. – Ань, скажи нашему испанцу, что нам пора.

О фотографиях, сделанных в спальне, Максим вспомнил, лишь когда они с Аней и Димой вернулись в гостиницу. Спустился в фойе. Попросил администратора распечатать снимки. Затем вернулся в номер и принялся раскладывать их на кровати.

07.08.79,1.

08.08.78,7.

09.08.78,2.

– Что это? – Аня провела пальцем по записям, явно смущённая их однотипностью.

Максим рассказал об исписанной тетради на прикроватной тумбочке Артуро. Заявил, что в числах наверняка зашифровано нечто важное. Успел предложить несколько вариантов дешифровки, а потом увидел, что Аня едва сдерживает смех.

– Кажется, я знаю, в чём тут секрет, – заговорщицки сказала она и рассмеялась в голос.

Максим и Дима растерянно переглянулись.

– Точнее так, – с трудом выговорила Аня, – я видела ключ от этой шифровки. И знаешь что? Тебе удалось проникнуть в самые сокровенные тайны Артуро. Поздравляю!

– О чём ты? – спросил Максим.

– Тебе понравилась Стена рубежей?

– Очень. Ань, говори.

– Не торопись. Дай мне насладиться превосходством! Не всё же вам взламывать шифры.

Дима схватил несколько распечатанных снимков. Не хотел уступать сестре и надеялся вслед за ней увидеть тут хоть какую-то закономерность.

– На одной из полок, – продолжала Аня, – под стеклянным колпаком лежала футболка.

– Какая ещё футболка? – не понял Максим.

– Белая. Белая футболка пятьдесят восьмого размера.

– И?

– Эх ты, шифровальщик. Артуро не всегда был таким стройным.

Стройным…

– И ему это не нравилось. Одышка, протёртые на ляжках джинсы и потливость…

– Ань! – Максим терял терпение.

– Сейчас он следит за весом. Взвешивается по утрам. Ты ещё не понял? Это, – Аня взяла одну из фотографий, – его вес. Вот. Пятнадцатого августа он весил семьдесят шесть килограммов семьсот граммов. На следующий день нагулял аж двести граммов. Потом сбросил триста. И так далее.

Максим, растерявшись, замер над снимками.

– А ты молодец, – с издёвкой сказал Дима. – Ловко пробрался в спальню. Я бы не смог. С таким компроматом он нам всё выложит.

– Очень смешно, – Максим отмахнулся от друга, но теперь и сам не смог сдержать улыбку. Только с грустью подумал, что придётся ещё несколько дней выслушивать насмешки Шмелёвых. Нет, дольше. Дима так просто этого не оставит.

Глава пятая. Старая квартира

Артуро предупредил, что улица Антонио Матея, да и все ближайшие улицы района – одни из самых бедных в Трухильо. Сказал, что приезжим уж точно не стоит показываться там в одиночку, и так посмотрел на Максима, будто знал о его позавчерашней вылазке.

– Могут ограбить. Могут убить. Всякое бывает, – добавил Артуро, когда они сели в его серебристый «шевроле».

Дима ждал, что увидит трущобы, подобные тем, что ему довелось встречать в Индии, однако его ожидания оправдались лишь частично. Улицы района Буэнос-Айрес действительно не отличались нарядностью. Ни богатых домов, ни цветастых вывесок, ни мало-мальски яркой рекламы. Тут почти не было магазинов, а в тех немногих, что встречались на пути, продавцы брали деньги и отдавали товары через узкий проём в задраенных решётками окнах. Решётки здесь висели повсюду, ими загораживали не только окна и двери, но даже крохотные вентиляционные отдушины. Асфальт на дороге лежал битый, со множеством старых заплат. В бетонных цоколях большинства зданий зияли пробоины, словно кто-то нарочно выдалбливал их прицельными ударами. Однако в целом район разительно отличался от подобных районов в Индии. Здесь почти не было мусора, а главное, почти не было людей. На первый взгляд улицы вообще могли показаться мёртвыми. Такое впечатление усугубляли наглухо закрытые ставни и тишина, едва разбавленная звуками проезжавших машин.

Когда Артуро свернул на проспект Виктора Ларко Эррера, по обе стороны ещё виднелись трёхэтажные здания. Кое-где попадались спутниковые тарелки. Но довольно скоро по правую сторону начались унылые одноэтажные коробки, у которых не было ни наддверных светильников, ни толком обозначенного крыльца. Как и старые дома в Лиме, они тянулись сплошной застройкой – от одного перекрёстка к другому, и каждый хозяин раскрашивал свои стены на свой вкус, вот только краска давно потемнела, растрескалась, и цвета, даже самые контрастные, слились в единое серое полотно. Ко всему прочему, улицу сейчас покрывал белёсый туман, а вместо неба над головой нависала чёрная паутина проводов. Не самый жизнерадостный пейзаж. Но Диме здесь по-своему нравилось. В таком месте уж точно никому нет дела до твоих слабостей. Здесь можно быть калекой.

– Ты не калека! – с напором сказала Аня, когда Дима поделился с ней своими мыслями. – Да, ты хромаешь. А у кого-то вообще нет ноги! А кто-то лежит прикованный к постели…

– И что? – не сдержался Дима. Поклялся себе, что в следующий раз будет молчать. – Мне-то что? Давай, расскажи ещё про голодающих детей Уганды. Обожаю такие сравнения. На их фоне я вообще счастливчик, да? Неужели непонятно, что мне от этого не легче? Я детей Уганды в глаза не видел. Да и если бы видел… У каждого своя мера для страданий. И неважно, большая она или маленькая. Важно, что по наполнению любая мера причиняет одинаковую боль. Да, Ань, одинаковую. И не пытайся доказать, что какой-нибудь паралитик несчастнее меня.