Голос друга - [15]
Марселя не смутило даже то, что его кумир был провозглашен «императором французов». «Ну и что? — думал он, — всем известно, что у каждого наполеоновского солдата в походном ранце есть маршальский жезл! Маршал Ней — сын трактирщика, маршал Ланн — сын простого солдата!..» Марсель участвовал в победоносных сражениях под Аустерлицем и Иеной. А потом — русский поход. Бородино, которое даже император назвал самым страшным из своих сражений… Пылающая Москва… И — бесславное бегство…
Желтая заря погасла над дальним лесом. Спускались сумерки, когда они добрались до березовой рощи.
Капрал принес охапку хвороста. Гренадер срубил тесаком молодую сосенку.
Не так-то просто разжечь оледенелые сучья. Капрал вспомнил: в походной сумке командира есть книга. Достал ее, в раздумье полистал и сунул обратно в сумку. Нет, он не решится уничтожить эту книгу! Он знал, как командир дорожил ею: не расставался с ней во всех походах. Капрал вытащил из нагрудного кармана небольшую пачку писем, перевязанную тонким шнурком. Что поделаешь? Придется расстаться с этой единственной памятью о мирной жизни, казавшейся теперь сном, сказкой… Может быть, та, что писала письма, и не ждет его больше…
Вскоре на утоптанном снегу запылал костер.
К ночи стало холоднее, вызвездило. Откуда-то издалека донесся приглушенный расстоянием волчий вой, словно голос снежной пустыни. И люди придвинулись ближе к костру…
Марсель Декав умер на рассвете. Товарищи стояли, обнажив головы, над его телом возле потухшего костра. И снова, как вчера, как позавчера, — им казалось, что так было всегда — летел, кружился снег…
Они и не заметили, как в сумерках рассвета, прячась за стволами берез, в роще бесшумно появились косматые, неуклюжие тени — вооруженные вилами и косами мужики из ближней деревни.
2
— Пришпорим коней, мосье Жобур! — крикнул князь Сергей Тугарин гувернеру. Обернувшись, он указал хлыстом на свинцовую тучу, быстро выраставшую над пестрым осенним лесом.
— Там, за холмом, — деревня. В ней мы укроемся от дождя. Догоняйте!
Сильный порыв влажного ветра пронесся над жнивьем, над березовым перелеском, погнал по проселку желтые листья.
Князь свернул с дороги, пришпорил коня и поскакал прямо по жнивью. Старик француз быстро отстал от него. Он неуклюже трясся в седле, смешно вскидывая локтями.
Туча настигла всадников. Когда они, отогнав собак, спешились у первой же избенки, чуть не до окон вросшей в землю, тяжелые капли дождя прошумели в лимонно-желтой листве старого тополя, в лопухах и крапиве у покосившегося плетня.
Босой мужик повел коней под навес. Князь и француз вошли в полутемную избу.
Брюхатая баба, торопливо повязывая платок, низко кланялась барину. Ребятишки, затаившись на печке, со страхом и удивлением смотрели на нежданных гостей.
Разгоряченный скачкой, молодой князь бросился на лавку возле окна.
— Умираю от жажды! — воскликнул он, смеясь. — Хозяюшка, голубушка, принеси-ка нам молока, да похолодней!.. Нет ничего вкуснее, мосье, холодного свежего молока, пахнущего сеном! — добавил он по-французски.
На лице хозяйки — испуг, растерянность.
— Молока?.. Ах ты господи!.. Сейчас, батюшка барин, сейчас! — она кинулась в сени. Пошепталась там с какой-то древней старухой, и гости увидели в окно, как она бежала по улице под проливным дождем, накрывшись дерюжкой.
— Насколько я понял, — сказал мосье Жобур, — молока у нее нет!
Князь Сергей с досадой нахмурил брови, оглядел избу.
— Какая, однако, грязь. И эта ужасная вонь. Дышать нечем!..
Он с трудом распахнул покосившееся, забухшее окно. В избу вместе с шумом дождя ворвался запах земли и мокрой соломы.
— Что же, — спросил князь Сергей, — коровы-то у тебя нет?
— Нету, ваше сиятельство, — виновато моргая, сказал мужик.
Князь прошелся по скрипучим половицам и спросил, желая показать знание крестьянской жизни:
— А чем же детей кормишь? — Он кивнул головой в сторону печи.
— Да разве ж мы их молоком кормим! — сказал мужик, и робкая усмешка появилась на его заросшем рыжеватой бородой лице.
— Что это? — воскликнул вдруг мосье Жобур, указывая на темную, с едва различимым ликом какого-то святого икону в углу.
Князь Сергей подошел ближе и увидел на божнице торчавшую из-за иконы книгу в кожаном переплете. Вскочил на скамью, достал ее — всю в копоти, паутине.
— Книга!.. Откуда? — раскрыл книгу, прочитал вслух: — «Рассуждение о свободе человека».
— Забавно! — сказал француз, беря книгу из рук князя. — Франсуа Тибо, имя мне незнакомо. Я хотел бы купить ее, — переведите ему, мой друг!
— Откуда она у тебя? — спросил Сергей мужика.
Тот опасливо покосился на книгу.
— С двенадцатого года лежит, — сказал он. — У француза взяли… Как побег француз здешними местами, много его полегло тут. Был такой случай: заприметили наши мужички троих в Грачевой роще. Ну, окружили мы их — сдавайтесь, мол! А те и рады-радехоньки: намерзлись, наголодались. Одно слово — французы, голытьба… Только и взяли у них эту вот книжку. А что за книжка — не знаю. Может, что божественное в ней?
— Надо же случиться такому, — проговорил мосье Жобур, — книга о свободе человека в хижине раба!
— Я беру книгу, — сказал князь и бросил на стол серебряный рубль.
Писатель Б. Евгеньев летом 1959 года побывал на Камчатке. На транспортной шхуне ходил на Командорские острова, по реке Камчатке поднялся к подножию Ключевской сопки и дальше — в таежные глубины полуострова, плавал вдоль юго-восточного побережья, жил в Петропавловске. Он встречался с моряками и лесорубами, рыбаками и рабочими, колхозниками и учеными. И обо всем, что писатель увидел и узнал, он рассказывает в книге «Стрела над океаном»: о своеобразной — суровой и щедрой — природе Камчатки, о главном богатстве этого края — его людях, об их самоотверженном труде, направленном к тому, чтобы еще счастливее и краше стала жизнь. Книгу с большим интересом прочтут все, кого привлекают романтика путешествий, красочные зарисовки природы, живые рассказы о нашем, советском человеке. [Адаптировано для AlReader].