Голос - [20]

– Джин Макклеллан? – задает вопрос первый из них, загорелый и состоящий, кажется, из одних углов.

Я, разумеется, и раньше его видела. Все его видели уже много раз, только раньше он, появляясь на публике, всегда надевал не галстук, а черно-белый воротничок священника. Когда в воскресенье утром – мы с Джеки в это время как раз вливали в себя черный кофе, пытаясь разогнать субботнее похмелье, – он появлялся на экране телевизора, этакая звезда своего собственного шоу, Джеки тут же прибавляла звук, словно боялась пропустить хоть одно его слово; она утверждала, что эти выступления ее бодрят, еще больше распаляя ее гнев.

– Ты слушай, слушай, – говорила она мне. – Наш святой Карл вот-вот снова начнет всякие штуки откалывать.

А вскоре он стал появляться на экране уже в министерской форме, но опять же с проповедями, и каждое воскресенье поочередно вещал то о падении устоев «истинной американской семьи», то о том, какое это счастье – «предать себя во власть Божию». Он с успехом использовал в своих проповедях и исторические анекдоты, и случаи из реальной жизни, а по нижнему краю телеэкрана все время полз один и тот же номер телефона для бесплатных звонков. Через несколько лет там появился и второй номер, а в последнее время – еще и адреса в Фейсбуке и в Твиттере. Господь послал ему интернет-трафик, говорил преподобный Карл, и это только естественно – пользоваться всеми средствами, какие дает Господь.

Но в те годы ни Джеки, ни я даже представить себе не могли, сколько у Карла Корбина появится последователей – куда больше, чем несколько сотен южан-баптистов с берегов Миссисипи, как нам казалось сперва.

Как же мы обе заблуждались!

– Доктор Джин Макклеллан?

Ого, это уже что-то новенькое! Я перестала быть «доктором» примерно с прошлой весны. Вот и Патрик уже улыбается. Я молча киваю – ведь сказать я все равно ничего не могу.

И слышу, как в гостиной одна из «говорящих голов» произносит с экрана телевизора два магических слова: мозговая травма.

Уже этих нескольких слогов мне достаточно, чтобы насторожить уши, но все прочие слова, окружающие эти несколько слогов, и вовсе бьют в меня с силой взбесившейся электрички. Президент. Несчастный случай на лыжах. Брат.

– Доктор Макклеллан, у нас возникла некая проблема. – Это снова преподобный Карл. Надо сказать, в реальной действительности он куда меньше похож на сладкую бело-розовую пастилу и куда больше – на гриб-поганку. Когда он выступает перед телевизионной камерой в поддержку нашего президента, у него все сладкое, и голос, и внешность.

– Потрясающе. Ну, так и решайте ее, – говорю я. – И вообще, я вам что? Гребаный Хьюстон?[18]

Нет, неправда. Ничего такого я не говорю. Я вообще не произношу ни слова.

– Джин, – говорит Патрик. Не «детка», не «милая». Такие нежные словечки, какими обычно пользуются любящие супруги, сейчас неуместны. Сейчас Патрик настроен ужасно по-деловому. – Джин, кое-что случилось.

А Си-эн-эн по телевизору уже трубит во все трубы. Я краем глаза успеваю заметить мелькнувший на экране заснеженный горный склон и лицо Того, Кто Правит Свободным Миром, а рядом с ним, разумеется, лицо Анны, очаровательной в своем сине-бежевом ансамбле. И мне почему-то кажется, что на самом деле она улыбается. Пусть только глазами.

Преподобный Карл делает некий жест, и один из его спутников заходит ко мне на кухню. Мне, в общем-то, это вторжение безразлично, но уж если я должна оставаться безмолвным домашним животным, так дайте мне, по крайней мере, возможность иметь хоть какую-то собственную нору или хотя бы стойло. Собственное домашнее святилище, так сказать.

– Приступайте, Томас, – приказывает Карл.

Вот тут-то и происходит нечто совсем уж странное.

Этот Томас – на нем удивительно мрачный офисный костюм, а на лице еще более мрачное выражение, – тянется к моему левому запястью, и я инстинктивно отдергиваю руку, точно испуганная бродячая собака, прекрасно знающая, какую боль причиняют разные ловушки. Но тут ко мне подходит Патрик.

– Все хорошо, детка, – успокаивает он меня. – Не волнуйся и позволь им это сделать.

А Томас свободной рукой извлекает какой-то маленький ключик, очень похожий на ключ от кабины лифта, такой округлый простенький ключик, который и годится-то лишь для одной цели. Эта штуковина заставляет меня вспомнить множество других, довольно нелепых, приспособлений, способных делать только что-то одно: открывалки для банок, выжималки для лимонов, резалки для дынь. У нас ведь так много подобных вещей.

И где только мы набрались подобной хрени? Покупной «свадебный дождь», покупные «свадебные подарки», покупные «рождественские чулки с подарками» – импульсивные покупки в Икее. Все это бессмысленное и бесполезное барахло, принесенное в качестве подарка, затем прячут в кухонные шкафы и чуланы, даже не вынув из коробки. Вот о чем думаю я, пока Томас освобождает меня от счетчика, этого высокотехнологичного эквивалента открывалки для пивных бутылок.

– Теперь вы можете говорить, доктор Макклеллан. – И преподобный Карл жестом радушного хозяина приглашает меня пройти в мою собственную гостиную.

И это за сегодняшний день еще далеко не последняя его роль-перевертыш. Впрочем, все, чего они хотят, я уже поняла из программы Си-эн-эн, без конца повторяющей историю о том, как брат президента упал, катаясь на лыжах, и постепенно знакомящей зрителей с подробностями полученной им травмы – повреждено заднее левое полушарие головного мозга; оно жизнеспособно, но коммуникативные функции нарушены, речь абсолютно бессвязная. В общем, мне совершенно ясно, что нужно преподобному Карлу и его команде.