Голому - рубаха - [13]

Иди сюда; я тебя в щечку поцелую; в знак примирения.

– Сначала свиноматкой назовут, – проворчал Порнов, – потом целуют.

Но щеку подставил с готовностью; Мич чмокнула Порнова и продолжала:

– Возможно, в этом и есть сермяжная истина научного поиска; не стоит соваться в воду, не разведав предварительно обходных путей; однако долгое с тобой общение подвигнуло меня на необдуманный авантюрный шаг; да и открывшиеся новые горизонты изрядно затуманили мой ум. Совершенно не подумав о последствиях, я объединила обе наши ауры и ринулась на штурм; однако, едва я сосредоточилась в попытке целенаправленно раскодировать корабельный компьютер, как тебя немедленно повело вбок. Как я сейчас понимаю, нагрузка оказалась слишком велика для человеческого мозга; произошел частичный коллапс сознания с блокировкой всех двигательных функций; проще говоря, что-то вроде обморока.

Но в тот момент мне казалось, что ты в сознании и просто решил размять ноги. Когда же я поняла, что дело совсем плохо, тебя уже вовсю несло к штурманскому креслу. Разблокирование компьютера мне пришлось немедленно прекратить, но сразу разорвать эту новую ментальную связь не удалось. Ты же, добравшись до нашего оборотня, запнулся за его длинные лапы и, упав ему на грудь, ухватился за торчавший из кресла лом. Тот сыграл роль своеобразного молниеотвода; поток нашей общей ментальной энергии замкнулся через стальной прут и бронеспинку на корпус корабля и стал уходить в него, как в бездонную бочку. Ощущение было сродни тому, что я испытала на Изимбре при встрече с циклопами; будто кто чужой высасывал мой мозг, выедал его кусками.

И это было еще только начало. Воодушевленный потоком энергии, бьющей насквозь через его тело, наш зомби гальванизировался и стал приходить в себя; глазки его разгорелись рубинами, клыки ощерились, лапы зашевелились; ни о каком компьютере и речи быть не могло; надо было спасать свою шкуру; и твою; и немедленно!

Я, как могла, выбралась из кресла; наш серый друг ответил тем, что ухватил лапой тебя за загривок и поволок к себе в пасть. Я поняла, что сейчас он откусит тебе нос или вообще – голову. И откусил бы – но на наше счастье, скафандр надежно уперся грудью в лом и физиономия твоя оказалась хоть и в опасной близости от щелкающих белых клыков, но вне их досягаемости.

Шатаясь и спотыкаясь, я кое-как доковыляла до штурманского кресла и попыталась вас разнять. Куда там; вервольф вцепился в тебя, ты – в лом; вся эта куча – мала раскачивалась, скрипела и скрежетала зубами. Когда же я, ухватив тебя за пояс и стараясь оторвать от вожделенного джойстика, уперлась ногой в поручень, это длиннорукое животное уцепило меня правой лапой за лодыжку. Крепко схватил – и все; сразу жрать, видимо, не хотел, но и отпускать _ тоже.

Прыгая, как одноногий кузнечик, я стала озираться в поисках доски или трубы; чего-нибудь, что можно было между вами просунуть; увы, в пределах досягаемости ничего, кроме твоего шлема не было; я схватила его и стала молотить зубастую скотину.

По морде, по морде, по наглой серой морде!.. Чем лишь сильнее раззадорила его; сообразив, что твою голову ему к себе в пасть затащить не удастся, он сам принялся подтягиваться к тебе; сантиметр за сантиметром он полз вверх по граненому пруту, сокращая расстояние между своей разъятой хрипящей пастью и твоей поникшей головушкой.

Еще секунда – и он доберется-таки до тебя, поняла я. Что мне оставалось делать? Я взяла и изо всех сил напялила шлем на волчью морду!

Не знаю, что он решил. Или что его опять убили, или что глаза его от натуги лопнули, – неизвестно; заорал он, по крайней мере, погромче твоего.

– Громче не бывает, – убежденно возразил Порнов.

– … заорал, отпустил твою шею и принялся, как слепой, себя по морде хлестать; когти стучат, срываются – жуть!

Я его замешательством сразу же воспользовалась, дернула тебя вбок и повалила между креслами; рука твоя сорвалась с лома – и все сразу было кончено. Волк наш потух, дергаться перестал и съехал по своему шестку обратно вниз; правда, лапу с моей ногой так и не разжал…

Я подождала – подождала, пока ты очнешься, да и давай тебя за ухо теребить…

Вот так, – Мич ухватила сидящего рядом с креслом Порнова за ушко и легонько подергала.

– То – то он мне сразу не понравился, – глядя на расхристанного вервольфа, сказал Порнов, – он и мертвый нам покою не дает.

– Он же зомби; по определению – живой мертвец, – ответила Мич. – Это ты его так удачно пригвоздил, что он ни жив, ни мертв; а вообще с этой братией очень трудно справиться…

Ладно, я тебе рассказала свою историю; теперь твоя очередь!

– В смысле?

– Лучше горькая – но правда, чем красивая – но ложь, – напомнила Мич. – Как у нас дела с кораблем; есть шанс или нет?

– А давай вместе наши шансы посчитаем, – сказал Порнов.

– Начнем с хорошего: «Оклахому» мы спасли, оба живы – здоровы, диверсант-лазутчик разоблачен и крепко прибит гвоздями.

Теперь плохое: половину пути до вражеской эскадры мы уже преодолели; большинство систем корабля не работает – в том числе, системы огня и связи; значит, ни драться, ни подать сигнал бедствия мы не можем…