Голод Рехи - [177]

— Лойэ, это все взаправду? Вы мне не снитесь? Да, Лойэ? Да? — шептал он сбивчиво, проводя кончиками пальцев по ее лицу, обнимая за плечи и заглядывая в глаза.

— Нет, — Лойэ улыбалась. И в тот момент ее клыки не выглядели зловещими или опасными. Это была кроткая улыбка любящей матери, познавшей тайну самой жизни. Рехи застыл, тоже впервые осознавший нечто, не поддающееся описанию словами. Возможно, сам смысл творения, возобновления и вечности. Как легко. Как просто. Без Двенадцатых, Тринадцатых и тайн множества миров. Да разве так уж отличались эти миры, если в них так же светились лица сотен матерей и сотни отцов, удивленно внимали этим улыбкам великой безмятежности и одновременно — безмерной тревоги?

Ничем не отличались. И ради этого стоило их спасать. Не ради культов и правителей, не ради подвигов, которые бы увековечили в балладах — мелочь, пепел, глупость все это. Рехи узнал подлинную радость и полноту бытия на грани утраты себя в череде интриг жрецов. Теперь они отступили, рассеялись. Остались только они: Рехи и Лойэ. Два обернутых болью тела в пустоте безлунной вселенной. Две летящих по ветру песни, напитавшиеся мукой. Расставания и разлуки осыпались золою дней, но ветра приносили тревоги новых бурь.

Холод подземелья стегнул по лопаткам, напоминая о том, что творится вокруг.

— А я… я видел его во сне! Когда меня притащили в Бастион, и я метался в бреду, я видел… нашего сына.

Голос сбивался, горло перехватывало. Перед страшной битвой в ущелье Рехи почти не робел, а перед Лойэ нынче содрогался. Но если раньше он боялся ее как равного противника, то теперь ощущал свое бессилие рядом с ней. Он управлял линиями мира, ворочал камни и сминал врагов черными веревками. Но эта сила не имела значения. Не теперь и не здесь.

— Хочешь взять его на руки? Он не испугается, я знаю, — предложила Лойэ. — Он ведь твое продолжение.

— Я не умею… — замялся Рехи. Его ладони привыкли сжимать рукоять меча, кулаки умели крушить челюсти, пальцы ловко сворачивали шеи. Но эти же руки когда-то гладили лицо и плечи Лойэ, пылко и нежно обнимали ее в пещере. В тот последний раз перед ее побегом. Он напомнил себе, что способен не только разрушать, и потянулся к младенцу, взяв его бережно, едва касаясь.

Ребенок был легким, почти невесомым, казалось, легче костяного клинка. И это пугало. «Да он худой какой! И Лойэ исхудала! — заметил Рехи и задумался: — Что же это… Бастион обещал изобилие, еду, безопасность. Что происходит? Почему они прячутся в этих казематах? Что творит Саат?!»

Возможно, Рехи вздрогнул, сильно сжал пальцы или просто ребенок переборол первый шок знакомства с чужим. Так или иначе, маленькое личико капризно скривилось, пухлые губы задрожали, а по щекам в три ручья потекли слезы. Рехи совсем растерялся:

— Я… Я… я же говорил, что не умею.

— Ничего, ничего. — Лойэ забрала сына. Сначала она ласково похлопала малыша по спинке, а потом дотронулась и до плеча неловко застывшего Рехи. Кажется, они с сыном здорово напугали друг друга.

— Ничего, он привыкнет, ты научишься. Главное, нам остаться теперь всем вместе. Втроем. Как ты и хотел.

— Как я и хотел.

— Я все вспоминаю твои слова в пещере.

Рехи закусил губы и закрыл лицо руками. Никогда еще так не выжигал нутро всепоглощающий стыд. Он превратился не в надоедливые камушки в ботинках, а в тяжелый булыжник, придавивший грудь.

— Лойэ… Лойэ, прости! Пожалуйста, прости! — проговорил Рехи, покачнувшись.

— За что? Это ведь я от тебя сбежала, — пожала плечами она и усадила его на каменный выступ стены, рядом с которым примостилась корзина из шкур и жил. Обычная колыбель маленького эльфа, в таких начинали жизнь все обитатели пустоши. Но даже эта вещь подернулась в перевернутом восприятии чем-то таинственным. Все выглядело великим и загадочным, особенно в воцарившейся тишине. Возможно, в подземелье еще кто-то находился, переговаривались смутные тени незнакомцев. Но Рехи внимал лишь потрескиванию факела и тихому грудному голосу Лойэ, склонившейся над плачущим младенцем.

— Лойэ… ты поешь?

Она кивнула, укладывая ребенка в корзину. Он успокоился и вновь уставился на Рехи крупными алыми глазами, а потом улыбнулся и забавно перекатился со спины на живот.

— Смотри, какие мы уже большие! — радостно воскликнула Лойэ. — Он уже умеет переворачиваться сам и пытается ползать! Санара говорит, что это прекрасно для его возраста.

— А откуда она знает? — брякнул, не подумав, Рехи. Санара, которая все это время стояла совсем рядом, внезапно порывисто отвернулась. Ее голос вернул к реальности из сказочного сна:

— У меня… был опыт… общения с маленькими детьми.

Рехи насторожился, сжав кулаки. Он ничего не знал о ней, но не хотел обидеть светлую вестницу, которая привела его к Лойэ и сыну. Только, вероятно, уже обидел, задев старые раны, ведь они находились все в том же жестоком мире бесконечных потерь.

— У нее были младшие братья и сестры, — прошептала сдавленно Лойэ и трепетно провела по белому пушку на голове младенца. Рехи перехватил ее руку, дотронувшись и до сына. Тот не заплакал. И встретившиеся руки родителей будто заключили безмолвный договор: они никому не отдадут малыша: ни людям, ни ящерам, ни Стражам.