Голиард - [74]

Пока шли последние приготовления к охоте, возводились шатры, разводились костры для приготовления добычи. Урсула отвлекла мужа в сторону и спросила у него:

– Франциск, ведь мы прибыли сюда не только, чтобы сделать дочь герцогиней? Не так ли?

Барон с удивлением воззрился на жену.

– Что вам известно, Урсула? – забеспокоился он.

– Ровным счётом ничего, – спокойно ответила она. – Но, если вы хотите чего-то добиться от герцога, советую поспешить.

– Ваши речи вызывают у меня беспокойство, сударыня! – не выдержал барон.

– Ваше беспокойство, сударь, будет ещё большим, если вы уверитесь, что придворные дамы замышляют нечто против нашей дочери.

– С чего вы взяли? – раздражённо спросил барон.

– Я женщина и вижу многое, сударь… Вы разбираетесь в политике, я же – в естестве женской души. Поверьте, придворные дамы погубят нашу дочь, если вы не поторопитесь. Они никогда не простят ей своего поражения. Выход только один: заставить герцога просить руки Бернардетты.

Франциск бросил настороженный взгляд на жену, пришпорил коня и поспешил вернуться в окружение герцога.

«Удивительная женщина! – подумал барон. – И отчего я медлил?.. Мне хотелось, чтобы герцог прежде пленился Бернардеттой, а уж потом стал более сговорчивым…»

Герцог же беспрестанно посылал нежные взгляды своей новой пассии, та же не оставалась в долгу, обворожительно улыбаясь в ответ.

К герцогу приблизился распорядитель охоты:

– Всё готово, монсеньор!

– Начинайте! – отдал приказ Генрих.

По сигналу распорядителя охоты выжлятники спустили с поводков нескольких собак и углубились в лес, дабы убедиться, что олень не изменил лежбища.

До слуха герцога и его многочисленной свиты донёсся собачий лай, означавший, что гончие взяли след.

Выжлятники спустили с поводков гончих и борзых, удерживая лишь бордосских и маалосских догов, закованных в панцири и кольчугу, ибо их черёд ещё не настал.

Собаки немедля бросились в лес, за ними последовала кавалькада придворных мужей во главе с Генрихом. Бернардетта, отлично держалась в седле, она часто выезжавшая на охоту вместе с отцом и могла весь день повести верхом. И потому не отставала от герцога, тем самым разожгла ещё большую ненависть в сердцах придворных дам. Лишь несколько всадниц отважились последовать за охотниками.

Придворные дамы, разочарованные тем, что бургундке удалось улизнуть, проводили охотников скучным взором.

Когда кавалькада скрылась в лесу, дамы спешились. Одна из них, виконтесса де Арси приблизилась к Урсуле де Тюинвиль. Она прочила за герцога свою дочь, но, увы… Хоть та и стала фавориткой Генриха, он не спешил предстать с ней перед алтарём.

Виконтесса надменным взором смерила баронессу и тихо произнесла:

– У меня есть подозрения, сударыня, что ваша дочь занимается колдовством. Иначе как она в столь короткий срок смогла полностью завладеть помыслами герцога?

Баронесса замерла от ужаса. Такого поворота она не могла предвидеть.

– У вас есть доказательства? – наконец спросила она, совладав с собой.

– Они будут, уверяю вас… Если только вы не покинете пределы Лотарингии… – словно змея прошипела виконтесса.

– Вы угрожаете мне, племяннице герцога? – совершенно спокойным тоном осведомилась баронесса, гордо вскинул голову. – А, если я обвиню вас в колдовстве?

Виконтесса отпрянула. Она не ожидала такого отпора.

– Что ж попробуйте… – небрежно бросила она и направилась к пёстрой стайке дам.

Понимая, что она отвергнута здешним дамским обществом, Урсула предпочла провести остаток дня со своей компаньонкой около шатров.

… Бернардетта отлично держалась в седле, её лошадь ноздря в ноздрю неслась с жеребцом герцога.

Гончие уже сделали своё дело – загнали добычу в ложбину. Красавец-олень тяжело дышал, силы покидали его после продолжительной безумной скачки. Но он не собирался сдаться просто так. Издавая тяжёлые гортанные хрипы, олень выставил рога вперёд, намеревался сразить любого, кто рискнёт приблизиться к нему.

Настал самый ответственный и опасный момент охоты.

Распорядитель подал знак выжлятникам. Они приблизились, едва сдерживая маалоссов и бордоссов, закованных в панцири и кольчуги. Головы собак украшали специальные металлические налобники, предохранявшие от ударов. Затем они спустили поводки. Собаки, словно рыцари, закованные в латы, ринулись в бой.

Обречённое животное отбивалось от разъярённой своры из последних сил…

Герцог Лимбургский и Бернардетта, возбуждённые видом крови, наблюдали за тем как доги впились в ноги и уши оленя, тот упал, как подкошенный. Генрих спешился, извлёк из ножен длинный охотничий обоюдоострый кинжал и всадил его прямо в сердце оленя.

Охотники и дамы издали возглас восхищения. Герцог оглянулся, в данный момент его интересовало только одно: какое впечатление он произвёл на юную бургундку.

Та же одарила Генриха многообещающим взором, в котором читались любовь и желание.

Барон Ла Доль, находившийся подле дочери на протяжении всей охоты, мог поклясться, что завтра герцог попросит её руки, а он обретёт верного союзника.

* * *

И вот настал ответственный момент, ради которого Франциск проделал столь долгий путь из Доля в Труа. Бернардетта превзошла все ожидания барона, прекрасно справившись со своей ролью, и не на шутку увлеклась пожилым герцогом (надо отдать должное для своего зрелого возраста он выглядел отменно). На следующий день после охоты, барон, не желая терять завоёванных позиций, испросил у Генриха личную аудиенцию. И тот, разумеется, не отказал, ибо намеревался просить руки Бернардетты.