Голдсмит-эссеист и английская журналистика XVIII века - [13]

Вместе с тем сравнивая различные формы управления - олигархию, деспотию и монархию английского образца, он несомненно отдает предпочтение последней и решительно предостерегает против всяких попыток ограничить право короны, из прозорливого недоверия к буржуазной демократии, потому что в итоге кучка ловкачей, "прикрывшись борьбой за общие права, может забрать в свои руки бразды правления и народ окажется в ярме, власть же достанется лишь немногим" (L). Однако, снова возвратясь к этой проблеме в CXXI письме, где он сравнивает восточную деспотию с английским строем, Голдсмит приходит к самому неутешительному выводу: на первый взгляд все, преимущества на стороне последнего; он, казалось бы, руководствуется разумом, предоставляет свободу дискуссии и пр. Чем же объяснить тогда его неустойчивость, его неспособность осуществить свои благие намерения? Оказывается, реформы, одобряемые одним сословием, вызывают противодействие других. В конце письма следует неожиданный, но по сути, неизбежный вывод: англичане пользуются иллюзией свободы. На самом деле они испытывают те же неудобства, которые терпят люди при деспотизме, ибо и здесь ничего нельзя изменить к лучшему.

Писателя можно не раз упрекнуть в непоследовательности. Но кто из просветителей этого периода, жаждавших общественных преобразований и устрашенных уже явственно ощутимыми плодами буржуазного прогресса, не испытывал колебаний, не начинал сомневаться в основных ценностях просветительской идеологии - в непреоборимой силе разума, в существовании естественных прав человека и т. д. Разве был свободен от них крупнейший авторитет Голдсмита - Вольтер? Голдсмит и своим происхождением, и жизненным опытом, и симпатиями теснее всего был связан с английским и ирландским крестьянством. Обездоленные, разоренные, лишенные крова бедняки - вот герои его главных произведений - поэмы "Покинутая деревня" и романа "Векфильдский священник". Здесь коренятся истоки подлинного демократизма, столь выделяющего его среди современных ему английских писателей, здесь и истоки многих его иллюзий, колебаний и даже некоторого консерватизма. Вот почему вольтерьянское свободомыслие и скептицизм в отношении многих феодальных институтов - монархии, религии и права - уживаются у него с присущей крестьянству идеализацией патриархальных нравов, гуманного государя и веры отцов и дедов.

Не случайно в одном из очерков "Гражданина мира" герой признается, что, стремясь всесторонне рассмотреть запутанный предмет, человек "неизбежно будет часто менять свои взгляды, блуждать в разноголосице мнений и противоречивых доказательств" (CXXI). Размышлял над этими неразрешимыми для него вопросами и Голдсмит. Тому, кто знаком с "Векфильдским священником", где не раз высказывается мысль, что только религия способна принести утешение бедняку, что единственна" надежда угнетенных - на небесное блаженство, странно будет читать в "Гражданине мира" строки: "В каждой стране, мой друг, брамины, бонзы и жрецы морочат народ... жрецы указуют нам перстом путь на небеса, но сами стоят на месте и не торопятся проделать этот путь" (X). В предисловии к роману Голдсмит говорит, что в пасторе Примрозе "воплощены три важнейших назначения человека на земле: он - священник, землепашец и отец семейства", а в XXV очерке "Гражданина мира" он пишет, что устное увещевание необходимо только дикарю и что "в век просвещения почти каждый становится читателем и внемлет поучениям типографского станка, а не с церковной кафедры".

Не менее противоречив он и когда касается вопроса о влиянии наук, искусств и благосостояния на нравы общества и сравнивает естественную жизнь дикаря и цивилизованного человека. Теоретически он чаще всего солидарен с противниками Руссо: он считает нелепыми утверждения, будто науки порождают пагубную роскошь; по его мнению роскошь только подстегивает любознательность и расширяет круг доступных человеку наслаждений. Знания не нужны дикарю обитателю пустыни, ибо они открыли бы ему все убожество его существования, его счастье заключено в неведении, но в странах цивилизованных науки и знания необходимы. Достойны сожаления те книжные философы, которые призывают бежать от общества и расписывают в привлекательных тонах бедную непритязательную жизнь среди полей и ручьев - залог здоровья, добросердечия и свободы. Голдсмит считает, что такие взгляды свидетельствуют только о добром сердце и недостатке жизненного опыта.

Герой восточной сказки Голдсмита, не вошедшей в этот цикл, Азем {The Proceedings of Providence vindicated. An Eastern Tale. CW III, 58-66. Впервые был напечатан в "Royal Magazine" в декабре 1759 г.}, преисполнился презрения к порокам цивилизованного общества и стал отшельником. Аллах предоставил ему возможность побывать в краях, где живут люди, лишенные пороков. Однако восторг Азема длился недолго. Там не было прекрасных городов и зданий, потому что обитатели были настолько добродетельны, что, не желая тешить гордыню и вызывать зависть, предпочитали ютиться в лачугах; любознательность почиталась там пустым любопытством, и люди не ведали дружеских связей, потому что, живя среди одинаково хороших людей, не испытываешь потребности предпочесть одного человека другому. Здесь каждый имел ровно столько, сколько необходимо, чтобы свести концы с концами, и потому не мог облегчить чужую нужду; здесь не было и чувства любви к родине, ибо предпочтение интересов своей страны считалось проявлением эгоизма. Здесь процветала лишь одна добродетель - умеренность. Разочарованный Азем пришел к выводу, что не знать пороков - это значит не ведать и настоящих достоинств, и решил возвратиться в цивилизованное общество.