Голая экономика. Разоблачение унылой науки - [24]

Созидательное разрушение в долгосрочной перспективе — огромная позитивная сила. Скверно то, что в этой долгосрочной перспективе люди не платят по своим векселям. Работники компании, занимающейся операциями под залог недвижимости, могут быть ярыми приверженцами ежемесячной оплаты счетов. Когда в результате конкуренции закрываются заводы и исчезают целые отрасли, могут пройти годы и даже смениться поколение, прежде чем рабочие и поселения, пострадавшие от такого созидательного разрушения, оправятся от постигшей их беды. Всякий, кто когда-либо путешествовал по Новой Англии, видел заброшенные или полузаброшенные фабрики, ставшие памятниками тем временам, когда Америка еще производила товары типа текстиля и обуви. Или можно проехать через г. Гэри, штат Индиана, где растянувшиеся на многие мили ржавеющие сталелитейные заводы служат напоминанием о том, что этот город не всегда был знаменит только тем, что в нем совершается больше убийств на душу населения, чем в любом другом городе США.

Конкуренция означает, что есть и проигравшие. И этот факт в значительной мере объясняет, почему мы, охотно принимая конкуренцию теоретически, нередко ожесточенно сопротивляемся ей на практике. Сразу после окончания колледжа один мой сокурсник стал работать на конгрессмена от штата Мичиган. Моему приятелю не разрешали ездить на работу на его японской машине, тем более оставлять ее на одном из парковочных мест, зарезервированных за его шефом. Этот конгрессмен почти наверняка представится вам приверженцем капитализма. Да, он верит в рынок — но до тех пор, пока японские компании не произведут машины лучше и дешевле американских. В этом случае сотрудник его аппарата, купивший такую машину, будет вынужден добираться до работы поездом. В этом нет ничего нового. Конкуренция всегда чудо как хороша, если касается только других. Во время промышленной революции английские ткачи, жившие в сельской местности, обращались с петициями в парламент и даже сжигали текстильные фабрики, пытаясь предотвратить механизацию. Было бы нам сегодня лучше, если бы ткачи преуспели в своих попытках и мы по-прежнему ткали все ткани вручную?

Если вам удалось придумать более совершенную мышеловку и наладить ее производство, потребители проторят дорожку к дверям вашего предприятия, а если вы производите старые мышеловки, то пора начинать увольнять рабочих. Это позволяет объяснить двойственность нашего отношения к глобализации и международной торговле, к безжалостным розничным торговцам вроде Wal-Mart и даже к некоторым технологиям и автоматизации. Конкуренция порождает также некоторые интересные политические альтернативы. Правительство неизбежно сталкивается с требованиями оказать помощь компаниям и отраслям, испытывающим трудности из-за конкуренции, и защитить рабочих таких компаний и отраслей. (При всех наших разговорах о свободных рынках и выживании сильнейших, когда в 1980 г. компания Chrysler Motors оказалась на грани банкротства, правительство США взяло эту компанию на поруки, гарантировав ее займы.) Однако многие меры, сводящие к минимуму страдания, которые причиняет конкуренция, — предоставление финансовой помощи компаниям или создание препятствий к увольнению рабочих — тормозят или пресекают процесс созидательного разрушения. Процитирую моего тренера по футболу, который работал с командой младших курсов: «Не помучаешься — не добьешься».

Есть и другая сторона вопроса, связанного со стимулами и побудительными мотивами, которая очень сильно затрудняет государственную политику. Дело в том, что перераспределять деньги богатых в пользу бедных трудно. Конгресс может принимать законы, но богатые налогоплательщики не дремлют и не бездействуют. Они меняют свое поведение так, чтобы максимально избежать налогов: перемещают деньги, инвестируя их в проекты, защищающие доходы, или, в крайнем случае, переводя капиталы под другую юрисдикцию. Когда Бьёрн Борг был королем в мире тенниса, правительство Швеции обложило его доходы налогом по предельно высокой ставке. Борг не стал ни лоббировать шведское правительство, добиваясь от него снижения налогов, ни писать памфлетов о роли налогов в экономике. Он попросту переехал на жительство в Монако, где бремя налогов намного легче.

По крайней мере, он все еще играет в теннис. Налоги создают мощный стимул к уклонению от них или сокращению деятельности, облагаемой налогами. В Америке, где значительную часть бюджетных поступлений дает подоходный налог, высокие налоги побуждают… свертывать деятельность, приносящую доход? Действительно ли люди прекращают работать или начинают работать в зависимости от ставок налогов? Вирджиния Пострел, ведущая экономической рубрики в «New York Times», заявляет, что ставки налогообложения — проблема феминизма. Вследствие «брачного налога» второй работающий член семьи с высоким доходом (а таким вторым работником в семье чаще всего бывает женщина) выплачивает в виде налогов в среднем 50 центов из каждого заработанного им доллара, что оказывает существенное воздействие на решение вопроса о том, стоит ли этим женщинам работать или оставаться дома. «Налоговая система, которая с особой силой выталкивает замужних женщин с рынка труда, искажает личные предпочтения женщин. И отбивая у женщин охоту к выполнению дающей высокие доходы работы, налоговая система снижает общий уровень жизни американцев», — пишет Вирджиния. Она приводит некоторые интересные доказательства. В результате налоговой реформы 1986 г. предельные ставки налогов для женщин, имеющих высокие доходы, были снижены больше, чем для женщин, имеющих более низкие доходы. Это означало, что у женщин, имеющих высокие доходы, произошло более резкое снижение налоговых изъятий. Отреагировали ли эти женщины на соответствующее изменение иначе, чем женщины, которые не получили такого же крупного снижения налогового бремени? Да, их доля в структуре рабочей силы за короткий срок выросла в три раза