Гол престижа - [12]

Шериф Джим Питмен что-то писал на листке бумаги, положив его на капот машины. Хелси подошел к нему.

— Привет, Джим. Как дела?

— Привет, привет, буркнул шериф. — Сам видишь.

— Поляк погиб?

— Не знаю, не знаю. Увезли вроде живого.

— Я похожу тут, может, что интересное найду.

— Походи, походи, не приставай только к спасателям.

Джон Хелси ходил между разрушенных домов, вырванных с корнями деревьев, осколков стекла. Он подошел к тому, что осталось от дома одинокого поляка. Смерч перемешал все, что было в доме, в гротескный винегрет. Под ногами хрустело. Джон поднял лежащую среди обломков дискету, сунул в карман. Он сел в машину, бросил шляпу на заднее сидение. И поехал в больницу.

— Он был нашим пациентом, — сказала сестра.

— Он умер? — спросил Джон.

— Не приходя в сознание. Сильный удар по голове. Скорее всего, обширный инсульт. После вскрытия скажем точно.

— Разрешите взглянуть, — Джон взял историю болезни и прочитал: Станислав Яжембский. И дата рождения. Ему было тридцать шесть лет.

Написав материал по смерчу, Джон отнес его редактору. Тот поморщился, но подписал к печати.

Дома, надев тапочки и жуя бутерброд, Хелси смог наконец рассмотреть свою добычу. Она содержала текст. Джон читал:

«Все эти годы меня мучает совесть, но страх за жизнь сильнее. Хотя никто не угрожал, и гонорар был просто сказочным, но было ясно, что молчать надо всю жизнь. Однажды я уже было собрался рассказать, через пять лет после событий, но тут неожиданно и как-то странно погиб Фрэнк. Его укусила гремучая змея, забравшаяся в салон его машины. Все произошло на пустынном шоссе, утром. Меня смутили обстоятельства смерти: джип Фрэнка имел довольно большой клиренс, и гремучник должен был обладать какой-то необыкновенной прыгучестью, чтобы забраться в салон; Фрэнк должен был остановиться, уйти куда-то, оставив машину открытой. Не на ходу же змея впрыгнула. Далее, аккумулятор его телефона был совершенно разряжен, и он умер прежде, чем водители заметили, что человек в беде. Официальное заключение — несчастный случай. Но я-то знал Фрэнка, он был технарь до мозга костей и не мог довести телефон до такого состояния. И я испугался. Возможно, Фрэнк решил заработать, рассказав о „Посланнике“. Такие же мысли были и у меня. Но они разом улетучились.

Однако совесть не дает мне покоя. О деньгах я уже не думаю. И все-таки страх позволяет мне всего лишь доверить тайну дискете. Может быть, это первый шаг навстречу совести.

Я приехал в США молодым и, как говорили, подающим надежду программистом. Смелым и напористым. Мне казалось, легко сверну горы. Но помыкавшись несколько месяцев без работы и денег, я уже стал впадать в депрессию. И вот, однажды, в баре, где я пил на последние гроши и подумывал о веревке, подошел человек; он знал обо мне все. Он предложил мне контракт. Я с радостью согласился.

Нас, меня и Фрэнка, отвезли в закрытую лабораторию и дали задание. Заказчик эксперимента хотел узнать, насколько бессмертен личностный модуль. Бессмертие оцифрованных было вроде бы очевидно, ведь без тела нет и болезней. Но нашелся и сомневающийся. Богатый человек, глава одной финансово-промышленной группы. Его сын был болен лейкемией, и он хотел обеспечить сыну бегство от смерти, на крайний случай.

Нам с Фрэнком поставили задачу: узнать срок жизни элэма. Надо было придумать ситуацию, при которой тот прожил бы целую жизнь за короткое реальное время, не зная о сути эксперимента. Мы решили, что это возможно в системе имитатор-тренажер. Срок виртуальной жизни объекта был задан в сто лет. Тогда и родилась идея „полета“ к Проксиме. Во время пятилетних „снов“ мы ускоряли его время в сто двадцать восемь раз. То есть реально проходило чуть больше двух недель. А во время „вахт“ мы показывали ему картинки космоса и системы Проксимы. Для него полет был абсолютно реален.

ЛМ, которого нам предоставили, был лунным геологом. Тридцать пять лет. По дальнему космосу не специалист, но собирался на лунную базу. Лететь не откажется. Просто идеальный кандидат. Мы не знали тогда, что его нашли среди многих, а потом заразили каким-то тропическим паразитом, чтобы склонить к оцифровке.

Они начали его убивать. А мы с Фрэнком добили. Перед вами исповедь убийцы. Факт заражения доказать невозможно. Он подписал контракт об участии в опасном эксперименте. Что еще надо? Формально он доброволец. Да и мы не могли знать заранее, чем все кончится. Но совесть не дает покоя.

Эксперимент шел сначала гладко. Цилиндр стоял в специальном помещении на подставке. У Майкла (так его звали) не было ушей и вестибулярного аппарата, он не мог слышать и чувствовать вес. Мы показали ему виды Земли с орбиты, он был в восторге. Потом — первый сон, вахта, и так далее. Он старел. Уже на четвертой вахте он не сразу себя вспомнил. Дальше — хуже.

Только однажды мы перепугались, когда он добрался до контрольного микрофона. Чуть было все не сорвалось. К счастью, он решил, что наши реальные голоса и шумы — галлюцинация. И сам заблокировал микрофон.

Он страдал. На восьмой вахте мне стало страшно от содеянного нами зла. Слушать его было жутко. У него произошел психический срыв. Он плакал, хотел стать хоть животным, только бы живым. Мы, как изощренные палачи, медленно доводили человека до смерти, а он не знал, что реально происходит. Фрэнк сидел с каменным лицом. Профессионал без сердца.