Гоголь-Моголь - [60]
Вот бы Альфред Рудольфович опять возник на своей улице! Просто подождал, когда загорится зеленый, а потом медленно двинулся мимо замерших перед ним машин.
Воображаешь его уверенную фигуру. Уж действительно, посол. С первого взгляда определишь гостя издалека, посланца иной системы координат.
Начнешь фантазировать, а потом себя остановишь. С чего бы ему появиться? Совсем другие люди поселились в его доме. По-своему симпатичные и достойные, но никогда им не оказаться во главе городской толпы.
Потому-то лучше не упрекать Альфреда Рудольфовича, а принять таким, как есть. С этой феской, портретами вождей, массивным «Кодаком» и собранием фотографий.
Кому-то непозволительно, а ему трудно запретить. Все-таки красота - великая сила, а люди безгрешные за последнее столетие окончательно перевелись.
И других наших героев тоже надо поблагодарить. Не только Тамару Платоновну и Мухина, но Грабаря, Енукидзе и семейство домовладельца Вейнера.
Как получилось, что они пересеклись? Карсавина с Мухиным, Эберлинг с Карсавиной… Вроде им в разные стороны, но оказалось - по пути.
Так и представляешь их в какой-нибудь необгонимой тройке. Сидят рядом, смотрят то вперед, то по сторонам. Отмечают про себя, как быстро меняется жизнь вокруг.
Кстати, Остроумова-Лебедева тоже здесь. Сама не любительница столь решительных способов передвижения, но тут оказалась за компанию.
Смотрит сквозь свои круглые очечки. Обычные такие очечки, как у многих людей ее возраста, а в тоже время не совсем.
Глядит Анна Петровна в эти стеклышки и Петербург обретает завершенную форму медальона.
Правда, где он, Петербург? Только что был, посверкивал куполами и водами, а уже позади.
Вперед, вперед! Бричка разгоняется и поднимается над землей, подобно колеснице Ильи-пророка или самолету.
Застывают в немой сцене и улетают куда-то вдаль прохожие, лес сменяется полем, а за этим мельканием следит с высоты неподвижный месяц.
А что касается колеса, о котором упоминается в начале поэмы, то можно и совсем без колес. Кажись, неведомая сила подхватила тебя на крыло … Все гремит, вспыхивает, брызжет огнем… Не разобрать, то ли даль внизу, то ли над головой.
Прямо-таки Божья гроза или, как говорит Николай Васильевич, Божье чудо!
Даже не по себе становится от звука неумолчно звучащего колокольчика.
Тут не только отдельные граждане, но народы и государства посторонятся и переспросят друг друга:
– Не надул ли нас уважаемый автор (варианты: щелкопер, бумагомарака…)? Не придумал ли эту историю, а, заодно, и всю эту страну?
2003-2004
P.S.
«И веревочка…», - как говорил Осип в «Ревизоре», что в контексте нашего повествования может означать: «И еще несколько слов».
Первое впечатление от мастерской Альфреда Рудольфовича было чисто кинематографическим. Включались, в основном, глаза. Я охватывал подробности, и в то же время картину целиком.
Передо мной располагалось не только пространство, но и время. Приглядевшись, я даже различал годы. Начал отсчет с отменной лупы и календарей начала века, а завершил портретом Сталина и номером «Правды».
Невозможно рассказать жизнь Эберлинга подробнее, чем говорят вещи и предметы. Перо, чернильница, лупа, бювар, ножницы… Из этих, а также из многих других деталей, складывается узор его судьбы.
Мысленно сравниваешь интерьеры и фотографии. Да, все совершенно точно. Несомненность жизни прежнего владельца подтверждается тем, что его вещи на своих местах.
Мастерская пережила блокаду и страшный пожар, а сохранились не только частности, но и атмосфера. Кажется даже, ароматы женских духов, перемешанные с цветочными запахами, еще не испарились.
А что за диковинная персона в комнате второго этажа? Сидит, развалившись, под портретом Верховного главнокомандующего. Вроде как склубился из пыли времен.
Чувствуется, знаете ли, некоторая оппозиционность. Тельник, джинсы, растрепанная бородка… Как-то не очень вяжется это существо со столь нетривиальной обстановкой.
Кукла, конечно. Вместо головы - шляпа и очки… И борода из мочала. А вот в осанке что-то безусловно подлинное. Будто автор этой фигуры, петербургский художник Владимир Загонек, кого-то конкретно имел в виду.
Здесь все готово для съемок, рассматривания и лицезрения, крупных и общих планов. К тому же этот мир распадается на ракурсы. Самый удачный - со двора. Сразу представляешь кадр с большим окном и стеклянной крышей.
Было бы эффектно поместить на балконе солидного господина. Лучше использовать феску и куртку Альфреда Рудольфовича. Благо над его феской и курткой время тоже не властно.
Стоит этот человек буквально между землей и небом, курит сигару. Тут камера начинает следить за тем, как дымок выпархивает в направлении столь же курчавых облаков.
Набросав что-то вроде экспликации возможного фильма, можно переходить к титрам.
Себя, конечно, пропускаю. Теперь режиссер. Известный документалист Владислав Виноградов.
Когда я впервые пришел в мастерскую, то сразу понял, что подобные вещи (в прямом и переносном смысле) должны Виноградова заинтересовать. Не уверен, сделаем ли мы задуманную нами картину, но его размышления оказалась для меня очень полезными.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Александр Семенович Ласкин родился в 1955 году. Историк, прозаик, доктор культурологии, профессор Санкт-Петербургского университета культуры и искусств. Член СП. Автор девяти книг, в том числе: “Ангел, летящий на велосипеде” (СПб., 2002), “Долгое путешествие с Дягилевыми” (Екатеринбург, 2003), “Гоголь-моголь” (М., 2006), “Время, назад!” (М., 2008). Печатался в журналах “Звезда”, “Нева”, “Ballet Review”, “Петербургский театральный журнал”, “Балтийские сезоны” и др. Автор сценария документального фильма “Новый год в конце века” (“Ленфильм”, 2000)
Около пятидесяти лет петербургский прозаик, драматург, сценарист Семен Ласкин (1930–2005) вел дневник. Двадцать четыре тетради вместили в себя огромное количество лиц и событий. Есть здесь «сквозные» герои, проходящие почти через все записи, – В. Аксенов, Г. Гор, И. Авербах, Д. Гранин, а есть встречи, не имевшие продолжения, но запомнившиеся навсегда, – с А. Ахматовой, И. Эренбургом, В. Кавериным. Всю жизнь Ласкин увлекался живописью, и рассказы о дружбе с петербургскими художниками А. Самохваловым, П. Кондратьевым, Р. Фрумаком, И. Зисманом образуют здесь отдельный сюжет.
Петербургский писатель и ученый Александр Ласкин предлагает свой взгляд на Петербург-Ленинград двадцатого столетия – история (в том числе, и история культуры) прошлого века открывается ему через судьбу казалась бы рядовой петербурженки Зои Борисовны Томашевской (1922–2010). Ее биография буквально переполнена удивительными событиями. Это была необычайно насыщенная жизнь – впрочем, какой еще может быть жизнь рядом с Ахматовой, Зощенко и Бродским?
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.