Гоголь-Моголь - [19]

Шрифт
Интервал

В кабинет Герасимова он входил чуть не на цыпочках. Никак не мог решить, лучше с улыбкой или без. Да если и улыбаться, то во всю физиономию или уголками губ?


Разногласия

Что касается «Герасимова и Ефаева», то всегда можно сказать, что рука повела не туда.

Не казните за описку! Потерпите, пока перепишу!

Конечно, никакой ошибки нет. Если в какой-то момент был искренен, то лишь тогда, когда называл фамилии живописцев.

Только три слова, но зато честных. Уже кое-что. Ведь бывает, изведут рулоны бумаги, а ничего не скажут по существу.

Есть у Эберлинга разногласия с этими мастерами. При этом предмет спора самый что ни есть принципиальный.

Вопрос не больше не меньше состоит в том, как правильно изображать Сталина. Вешать ему на грудь многочисленные ордена или оставить без ничего.

Альфред Рудольфович считал: вешать. Никак он не мог примириться с теми, кто рисует вождя в солдатской шинели.

Ну что это такое? Ни погон, ни фуражки с красным кантом. Все равно, что изобразить царя в шлепанцах и халате.

Сами-то Ефанов и Герасимов знают цену отличиям. Как-то не слышно, чтоб отказывались. Иногда и в гости тащат иконостас. Прямо позвякивают, когда встают для тоста.

И на других своих полотнах об орденах не забывают. Не только крестьянина, но и артиста представят при всем параде.

Отчего же Сталин вот так, налегке? Получается, что для всех одни правила, а для него другие.


… и балерина Семенова

Когда Альфред Рудольфович рисовал балерину Семенову, то не забыл о ее правительственной награде.

Изобразил Марину Тимофеевну в строгом костюмчике неброских тонов.

Не домашнее, а выходное платье. Да еще орден. Не представить, что эта уж очень серьезная женщина выходит на сцену в «Жизели» и «Дон Кихоте».

Кажется, и по телефону она сейчас беседует по делу, а не просто так. Возможно, договаривается о машине, которая отвезет ее на ответственную встречу.

Раз Семенову Эберлинг воспринял таким образом, то как ему изображать Сталина? Бывает, лицо нарисует в два счета, а потом долго корпит над аксельбантами.

Когда-то в юности Эберлинг немного посещал мастерскую Чистякова. Почему предпочел ему Репина? Да потому, что не во всем с Павлом Петровичем соглашался.

Великий человек был Чистяков, но иногда скажет такое, что растеряешься. Однажды работу над рисунком предложил начать с пятки, а затем двигаться дальше.

Шла бы речь об Ахиллесе, то и правильно. А чем виновата обнаженная модель? Есть у нее кое-что другое, что представляется не менее важным.

Иногда отвергнешь какую-то мысль, а потом сам к ней вернешься. Тут не в пятке дело! Пусть и переборщил учитель, а все же нужна точка отсчета.

Как, к примеру, писать вождей? Конечно, ордена в первую очередь. Причем не все сразу, а по отдельности. Сперва изобразил эти висюльки, а потом переходишь к лицу.

Вот откуда впечатление внушительности. Взглянешь на обилие блестящего и отсвечивающего, и сразу соглашаешься: царь.


Указания и оговорки

Непростое было время. В одних случаях позволительно говорить так, а в других сяк. Не совсем ловко выразился, и платишь за это сторицей.

Когда произносишь имя вождя, изволь присовокупить все, что полагается.

Если роза - цветок, олень - животное, то Сталин - вождь, учитель и лучший друг.

Это не уточнения, а как бы полное имя. Поэтому всякий раз следует повторить всю формулу, а не какую-то ее часть.

Тем удивительней деловой тон переписки ГОЗНАКа. Только иногда назовут должность - вот и все выражение почтительности.

И разговор с художником простой и короткий. Тут не станут ходить вокруг да около, а просто перечислят свои требования.

Нет, чтобы уже на первых подступах к фамилии начать расшаркиваться, но гознаковцы сохраняют спокойствие.

А ведь, случалось, арестовывали за то, что не вовремя прекратил аплодировать. Может, просто решил передохнуть, чтобы с новой силой продолжить, но кто же поверит этим оправданиям.

Так что же, одним позволено, а другим нет? И решения жилтоварищества не обходятся без фигур речи, а тут фабрика заготовления государственных бумаг.

Напишут без затей: «Требуется нарисовать официальный портрет т. Сталина на основе фотографий с нумерами 1 и 2, придав положению корпуса менее интимное, т.е. более прямую посадку, кисть руки опустить приблизительно как на фотографии № 2 и взгляд направить непосредственно на зрителя».

Вслед за этими рекомендациями следует «мнение автора фотографии»: «Портрет № 2 лучше по своей форме и если художник найдет возможным изменить фигуру в сторону официальности, то это будет самый лучший портрет. Глаза осветить как на фотографии № 1. Фон и низ должны быть растушеваны на-нет».

И все же этот пример еще не самый сильный. Подчас сам руководитель ГОЗНАКа мог допустить неосторожность.

Не только забыл лишний раз склониться, но и вообще выразился неправильно. Сами слова вроде и допустимые, а их порядок не может не смутить.

«Прилагаемый портрет (работы Бродского) нельзя признать сколько-нибудь удачным: он не выражает КАГАНОВИЧА. Его лицо на этом портрете получается легкомысленным, неумным, совершенно противоположным живому оригиналу».

Это, конечно, чересчур. Просто заработался и не заметил, что определения «легкомысленный» и «неумный» оказались в опасной близости от имени одного из вождей.


Еще от автора Александр Семёнович Ласкин
Мой друг Трумпельдор

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.



Дом горит, часы идут

Александр Семенович Ласкин родился в 1955 году. Историк, прозаик, доктор культурологии, профессор Санкт-Петербургского университета культуры и искусств. Член СП. Автор девяти книг, в том числе: “Ангел, летящий на велосипеде” (СПб., 2002), “Долгое путешествие с Дягилевыми” (Екатеринбург, 2003), “Гоголь-моголь” (М., 2006), “Время, назад!” (М., 2008). Печатался в журналах “Звезда”, “Нева”, “Ballet Review”, “Петербургский театральный журнал”, “Балтийские сезоны” и др. Автор сценария документального фильма “Новый год в конце века” (“Ленфильм”, 2000)


Одиночество контактного человека. Дневники 1953–1998 годов

Около пятидесяти лет петербургский прозаик, драматург, сценарист Семен Ласкин (1930–2005) вел дневник. Двадцать четыре тетради вместили в себя огромное количество лиц и событий. Есть здесь «сквозные» герои, проходящие почти через все записи, – В. Аксенов, Г. Гор, И. Авербах, Д. Гранин, а есть встречи, не имевшие продолжения, но запомнившиеся навсегда, – с А. Ахматовой, И. Эренбургом, В. Кавериным. Всю жизнь Ласкин увлекался живописью, и рассказы о дружбе с петербургскими художниками А. Самохваловым, П. Кондратьевым, Р. Фрумаком, И. Зисманом образуют здесь отдельный сюжет.


Петербургские тени

Петербургский писатель и ученый Александр Ласкин предлагает свой взгляд на Петербург-Ленинград двадцатого столетия – история (в том числе, и история культуры) прошлого века открывается ему через судьбу казалась бы рядовой петербурженки Зои Борисовны Томашевской (1922–2010). Ее биография буквально переполнена удивительными событиями. Это была необычайно насыщенная жизнь – впрочем, какой еще может быть жизнь рядом с Ахматовой, Зощенко и Бродским?


Рекомендуем почитать
Бесики

Исторический роман Акакия Белиашвили "Бесики" отражает одну из самых трагических эпох истории Грузии — вторую половину XVIII века. Грузинский народ, обессиленный кровопролитными войнами с персидскими и турецкими захватчиками, нашёл единственную возможность спасти национальное существование в дружбе с Россией.


На подступах к Сталинграду

Роман основан на реальной судьбе бойца Красной армии. Через раскаленные задонские степи фашистские танки рвутся к Сталинграду. На их пути практически нет регулярных частей Красной армии, только разрозненные подразделения без артиллерии и боеприпасов, без воды и продовольствия. Немцы сметают их почти походя, но все-таки каждый бой замедляет темп продвижения. Посреди этого кровавого водоворота красноармеец Павел Смолин, скромный советский парень, призванный в армию из тихой провинциальной Самары, пытается честно исполнить свой солдатский долг. Сможет ли Павел выжить в страшной мясорубке, где ежесекундно рвутся сотни тяжелых снарядов и мин, где беспрерывно атакуют танки и самолеты врага, где решается судьба Сталинграда и всей нашей Родины?


Еретик

Рассказ о белорусском атеисте XVII столетия Казимире Лыщинском, казненном католической инквизицией.


Арест Золотарева

Отряд красноармейцев объезжает ближайшие от Знаменки села, вылавливая участников белогвардейского мятежа. Случайно попавшая в руки командира отряда Головина записка, указывает место, где скрывается Степан Золотарев, известный своей жестокостью главарь белых…


Парижские могикане. Часть 1,2

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кардинал Ришелье и становление Франции

Подробная и вместе с тем увлекательная книга посвящена знаменитому кардиналу Ришелье, религиозному и политическому деятелю, фактическому главе Франции в период правления короля Людовика XIII. Наделенный железной волей и холодным острым умом, Ришелье сначала завоевал доверие королевы-матери Марии Медичи, затем в 1622 году стал кардиналом, а к 1624 году — первым министром короля Людовика XIII. Все свои усилия он направил на воспитание единой французской нации и на стяжание власти и богатства для себя самого. Энтони Леви — ведущий специалист в области французской литературы и культуры и редактор авторитетного двухтомного издания «Guide to French Literature», а также множества научных книг и статей.