Götterdämmerung: cтихи и баллады - [4]

Идиотский их вид.

Что за мать породила их?

Развелись там и тут,

Всюду машут кадилами,

Бородами трясут.

За упокой да за здравие,

Хоть святых выноси!

Расцвело православие

На великой Руси.

1995

Смерть бригадира Из цикла “Смерти героев”

На дальнем московском объекте,

Где краны, забор да сортир,

Средь бела дня, верьте-не верьте,

Однажды пропал бригадир.

Случиться такому ведь надо.

Он был полон сил и здоров.

Угрюмо молчала бригада.

Мелькали фуражки ментов.

Вполголоса шли разговоры.

С утра еще был он живой.

Растерянный доктор со “скорой”

Седою качал головой.

Фундамент огромного зданья,

Железные бабки копров.

Сбирал лейтенант показанья,

На стройке искал фраеров.

Володька, с КамАЗа водитель,

Сказал: “Здесь концов не найдешь…”

И масляной ветошью вытер

Блестящий бульдозера нож.

Слезами глаза мои пухнут.

Он был как отец нам и брат,

Ходил в лакированных туфлях,

Под мышкой носил дипломат.

Отправил однажды бульдозер

Халтурить, подделав наряд,

Налил всей бригаде по дозе,

А деньги сложил в дипломат.

И вот получил он награду,

Не знаю, как вышло уж так —

Зачем не делился с бригадой?

Почто обижал работяг?

Солдаты для следственной группы

Лопатили тонны земли,

Искали останки от трупа

Да так ничего не нашли.

Нашли они следственной группе,

Где сваи из грунта торчат,

Один лакированный туфель

Да черный портфель-дипломат.

А Леха, Володькин брательник,

Прошедший Сургут, Самотлор,

Он ватник накинул на тельник,

Сказал, закурив “Беломор”:

“Начальник, молчи об народе.

Тебе ль за народ говорить?

Народ, как в семнадцатом годе,

Сумеет себя защитить!”

…На дальнем московском объекте,

Где ямы, бетон да тоска,

На память безвременной смерти

Заделана в цоколь доска.

Слова песни из к/ф “Осень на Заречной улице”

Уж не придет весна, я знаю.

Навеки осень надо мной.

И даже улица родная

Совсем мне стала не родной.

Среди моих пятиэтажек,

Где я прожил недолгий век,

Стоят мудилы в камуфляже

И сторожат какой-то Ваnk.

Как поздней осенью поганки,

Мелькают шляпками в траве,

Повырастали эти банки

По затаившейся Москве.

Сбылися планы Тель-Авива.

Мы пережили тяжкий шок.

И где была палатка “Пиво”,

Там вырос магазин “Night Shор”.

И пусть теснятся на витрине

Различных водок до фига

Мне водка в этом магазине

В любое время дорога.

Смотрю в блестящие витрины

На этикетки, ярлычки.

Сильнее, чем от атропина,

Мои расширены зрачки.

Глаза б мои на вас ослепли,

Обида скулы мне свела,

Зато стучат в соседней церкви,

Как по башке, в колокола.

И я спрошу тебя, Спаситель,

Распятый в храме на стене:

“По ком вы в колокол звоните?

Звоните в колокол по мне!”

По мне невеста не заплачет,

Пора кончать эту фигню.

Не знаю — так или иначе,

Но скоро адрес я сменю.

Зарежут пьяные подростки,

Иммунодефицит заест,

И здесь на этом перекрестке

Задавит белый “мерседес”.

По окровавленном асфальте

Размажусь я, красив и юн,

Но вы меня не отпевайте,

Не тычьте свечки на канун.

Без сожаленья, без усилья,

Не взяв за это ни рубля,

Меня своей епитрахилью

Накроет мать-сыра земля.

Кончаю так — идите в жопу,

Владейте улицей моей,

Пооткрывайте здесь найт-шопов,

Секс-шопов, банков и церквей.

1996

На смерть леди Дианы Спенсер Из цикла “Смерти героев”

Убили Фердинанда-то нашего.

Я. Гашек

Я слова подбирать не стану.

Чтоб до смерти вам кровью сраться.

Я за гибель принцессы Дианы

Проклинаю вас, папарацци!

Что, довольны теперь, уроды?

Натворили делов, ублюдки?

Вы залезли в кровать к народу,

Вы залезли людям под юбки.

Из-за вас, тут и там снующих

И пихающихся локтями,

С ней погиб культурный, непьющий,

Представительный египтянин.

Растрепали вы все, как бабы.

А какого, собственно, черта?

Ну, любила она араба

И инструктора конного спорта.

Не стесняясь светского вида,

Проявляла о бедных жалость,

С умирающими от СПИДа,

То есть с пидорами целовалась.

А еще клеймлю я позором

Не поведших от горя бровью,

Всю семейку этих Виндзоров,

С королевой, бывшей свекровью.

Бывший муж хоть бы раз прослезился,

Хоть бы каплю сронил из глаза.

У меня, когда отчим спился,

Стал похож он на принца Чарльза.

Принц Уэльский нашелся гордый,

Ухмыляется на могиле.

Да в Москве бы с такою мордой

И в метро тебя не пустили!

Повезло же тебе, барану,

Представляю, как ты по пьяни

Эту розу, принцессу Диану,

Осязал своими клешнями.

Нам об этом вашем разврате,

Обо всех вас — козлах безрогих,

Киселев, политобозреватель,

Рассказал в программе “Итоги”.

Киселев был со скорбным взором,

Он печально усы развесил.

У него поучитесь, Виндзоры,

Как горевать по мертвым принцессам.

Если вы позабыли это,

Мы напомнил вам, недоноскам,

Как Марии Антуанетты

Голова скакала по доскам.

О том, что сделал с Карлом Кромвель,

Об Екатеринбургском подвале

Мы напомним, да так напомним,

Чтобы больше не забывали!

Песня о Хорсте Весселе Из цикла “Смерти героев”

Над Берлином рассветает,

Расступается туман.

Из тумана выплывает

Над рекою ресторан.

Там за столиком Хорст Вессель,

Обнявшись с Лили Марлен.

Не поднять ей полных чресел

С его рыцарских колен.

Он с Марленой озорует,

Аж ремни на нем скрипят,

А вокруг сидит, ревнует

Штурмовой его отряд.

Мрачно смотрят исподлобья

И ерошат волоса

С ним повязанные кровью

Ветераны из СА.

На подбор голубоглазы,

Белокуры, словно снег.

Все на смерть готовы разом,

Их двенадцать человек.

Что, Хорст Вессель, ты не весел?

Что, Хорст Вессель, ты не смел?

Ты не пишешь больше песен,