Годы - [4]

— Папа! — предупреждающе воскликнула Милли.

Мартин мгновенно выскользнул из отцовского кресла, Делия села прямо. Милли быстро подвинула вперед большую чашку в розовую крапинку, которая не подходила к остальным. Полковник остановился в дверях и довольно свирепо оглядел присутствующих. Его маленькие голубые глазки будто искали какую-то провинность. Сейчас изъяна найти не удалось, но он был явно не в духе, это всем стало понятно еще до того, как он заговорил.

— Чумазая негодница, — сказал полковник, проходя мимо Розы, и ущипнул ее за ухо.

Она торопливо закрыла рукой пятно на переднике.

— Мама ничего? — спросил он, опускаясь монолитной массой в большое кресло. Полковник терпеть не мог чая, но всегда чуть-чуть отпивал из большой старой чашки, доставшейся ему от отца. Он поднял ее, отхлебнул через силу и спросил: — А вы все что поделывали?

Он оглядел детей туманным, но пронизывающим взглядом, который бывал и добродушным, однако сейчас был угрюм.

— У Делии был урок музыки, а я ходила в «Уайтлиз», — начала Милли, почти как ребенок, отвечающий урок.

— А, деньги тратила? — резко, но не злобно откликнулся отец.

— Нет, папа, я тебе говорила. Они прислали не те простыни…

— А ты, Мартин? — спросил полковник Парджитер, прервав отчет дочери. — Хуже всех в классе, как всегда?

— Лучше! — выкрикнул Мартин, как будто до того с трудом сдерживал это слово внутри себя.

— Хм, ну уж… — произнес отец. Его мрачность слегка рассеялась. Он засунул руку в карман брюк и вытащил горсть серебра.

Дети смотрели, как он пытается найти среди флоринов шестипенсовик. Он потерял два пальца на правой кисти во время восстания сипаев, и мышцы ее так сократились, что она стала похожа на лапу старой птицы. Движения руки были неловки, монеты выпадали из нее, но полковник никогда не обращал внимания на свое увечье, поэтому дети не осмеливались помочь ему. Блестящие култышки отрубленных пальцев притягивали взгляд Розы.

— Вот тебе, Мартин, — наконец сказал полковник, протягивая сыну монету в шесть пенсов. Затем он опять хлебнул чая и промокнул усы салфеткой. — Где Элинор? — спросил он через некоторое время, вероятно, чтобы прервать паузу.

— У нее сегодня Гроув, — напомнила Милли.

— Ах, у нее сегодня Гроув, — пробормотал полковник. Он упорно размешивал сахар в чашке, как будто стараясь расколоть ее.

— Старые добрые Леви, — нерешительно сказала Делия. Она была отцовской любимицей, но сейчас не знала, как много она может себе позволить при таком его настроении.

Полковник промолчал.

— У Берти Леви на одной ноге шесть пальцев! — вдруг выпалила Роза. Остальные засмеялись. Но полковник оборвал их.

— Беги наверх делать уроки, мой мальчик, — сказал он, глядя на Мартина, который еще ел.

— Позволь ему допить чай, папа, — вступила Милли, опять подражая манере взрослой женщины.

— А новая сиделка? — спросил полковник, барабаня пальцами по краю стола. — Пришла?

— Да… — начала было Милли, но из передней послышался шум, и вошла Элинор — к облегчению всех, особенно Милли. Слава Богу, Элинор пришла, подумала она, поднимая голову, — утешительница, миротворица, смягчавшая для нее все бури и тяготы семейной жизни. Милли обожала сестру. Она назвала бы ее богиней и наделила бы ее красотой, которая не была ей присуща, нарядила бы ее в одежды, которых у нее не было. Если бы Элинор не держала в руках стопку маленьких пестрых тетрадок и пару черных перчаток. Защити меня, думала Милли, протягивая ей чашку, я такая робкая мышка, на меня все время наступают, я маленькая недотепа — по сравнению с Делией, которая всегда добивается своего, а меня папа все время отчитывает, сегодня он отчего-то сердит.

Полковник улыбнулся Элинор. И рыжий пес на коврике перед камином, подняв голову, вильнул хвостом, как будто признавал в Элинор одну из тех приятных женщин, которые дают кость, но моют после этого руки. Она была старшей дочерью, лет двадцати двух, не красавица, но цветущая и по природе жизнерадостная, хотя сейчас и выглядела усталой.

— Простите за опоздание, — сказала она. — Меня задержали. Но я не ожидала… — Она посмотрела на отца.

— Я освободился раньше, чем думал, — торопливо ответил он. — Деловая встреча… — Он осекся. Опять поссорился с Майрой. — А как у тебя в Гроув?

— У меня в Гроув… — повторила Элинор, но тут Милли передала ей накрытое блюдо. — Меня задержали, — опять сказала Элинор, наполняя свою тарелку и приступая к еде. Атмосфера разрядилась.

— Ну, расскажи нам, папа, — храбро сказала Делия, отцовская любимица, — чем занимался ты? Приключения были?

Вопрос оказался некстати.

— Стар я для приключений, — угрюмо ответил полковник. Он растирал кристаллики сахара об стенку чашки. Затем он будто пожалел о своей резкости, немного помолчал и сказал: — Я встретил в клубе старика Бёрка. Просил меня привести одну из вас на ужин. Робин приехал, в отпуск.

Он допил чай. Несколько капель упало на его остроконечную бородку. Полковник достал большой шелковый носовой платок и торопливо вытер подбородок. Элинор, сидя на своем низком стуле, заметила странный взгляд сначала в глазах Милли, а потом — Делии.

Похоже, между ними есть какая-то неприязнь. Но они не сказали ни слова. Все продолжали есть и пить, пока полковник, подняв свою чашку, не увидел, что она пуста, и не поставил ее твердо на блюдце, слегка звякнув. Церемония чаепития была окончена.