Годы возмездия. Боевыми дорогами от Керчи до Праги - [45]

Поэтому неудивительно, что и под Духовщиной гитлеровское командование рассчитывало, что наши усилия будут и впредь сосредоточиваться на ранее избранном направлении. Эта уверенность была столь тверда, что гитлеровцы для укрепления этого участка не останавливались перед оголением соседних. Мало этого, стремясь к максимальному массированию артиллерийского огня на прежнем направлении нашего удара, вражеское командование пошло на то, что перенесло туда артиллерийские наблюдательные пункты батарей и дивизионов, орудия которых находились на соседних участках. Этим немецкое командование ослепило свою артиллерию там, где наносился наш новый удар. Подобная однобокая бдительность фашистов обошлась им очень дорого.

В ночь накануне наступления мне против обыкновения не удалось заснуть. Как только я закрывал глаза, так в моей памяти возникали один за другим все случаи крупных наступательных действий, организатором которых мне довелось быть. К этому времени за моими плечами был опыт командования одной армией и пятью фронтами. Вспомнил я также ряд поучительных операций, проведенных на других фронтах. В мыслях шла непроизвольная работа по отбору событий прошлого и их сопоставления с предстоящим наступлением. Не новый, но незаменимый принцип внезапности как следствие продуманного обмана противника извлекался мной из всех ранее проведенных сражений.

Перебирая в памяти недавние события, я подкреплял свою уверенность в успехе. Я не сомневался, что новое решение принесет победу, но все-таки волновался. Мне кажется, что не может быть военачальника, который бы не волновался перед решающим сражением. У такого руководителя видимое внешнее спокойствие и собранность сопровождаются огненным внутренним волнением. Я несколько раз выходил из своей палатки, которая в целях маскировки была разбита в довольно узком овраге. Балка сверху была затянута маскировочной сеткой, через нее можно было наблюдать за действиями нашей тяжелой авиации, наносившей бомбовый удар большой силы в течение всей ночи.

Сентябрьская ночь окутала мраком и землю и небо. Однако «фонари», поставленные нашей авиацией для «подсветки» целей, уверенно разрывали темноту над районом бомбометания. Я с гордостью наблюдал этот могучий удар. Авиация действовала умело, враг понесет потери и определенно будет обманут в своих расчетах. Одновременно, глядя на работу летчиков, нельзя было не испытывать чувства глубокой благодарности труженикам тыла, давшим фронту мощные средства, чтобы покарать и разгромить врага. Картина авиационного удара напомнила мне сталинградские ночи. Вся местность в районе действий авиации была ярко освещена как бы заревом большого пожара. Одновременно до 10–15 осветительных бомб висели над участком действий, так что никакого перерыва в «подсвечивании» не было. Гремели бомбовые разрывы, их всполохи мгновенно делали «освещение» еще более ярким, слух же воспринимал сплошной «плотный» ревущий гул. Страшной для гитлеровцев была эта ночь.

Такой яростной ночной бомбардировки противник на этом направлении еще ни разу не испытывал. Подобный бомбовый удар, естественно, не только насторожил противника, но и полностью приковал его внимание. Нужно подчеркнуть, что хотя этот авиационный удар и был опрокинут на врага в ложной полосе, но он приходился по наиболее мощной и опасной группировке противника, которая на протяжении длительного времени оказывала яростное сопротивление нашему наступлению. Таким образом, эта бомбардировка помогала нам решить две важные задачи: во-первых, вводила гитлеровцев в заблуждение относительно наших намерений, во-вторых, наносила врагу большие потери в живой силе и технике. У наших же воинов она поднимала дух, готовя их к новому удару по врагу. Чтобы внушить всем и прежде всего войскам уверенность в успехе, я оделся в парадную форму.

Еле-еле забрезжил рассвет, когда мы выехали на наблюдательный пункт. Я нарочно выбрал такой маршрут, чтобы увидеть как можно больше частей и подразделений, которым предстояло участвовать в наступлении, зная, что личное присутствие старшего командира, встреча с ним всегда поднимает моральное состояние воинов.

За 40 минут до начала артподготовки мы с Маршалом артиллерии Н.Н. Вороновым – представителем Ставки, прибыли на наблюдательный пункт, расположенный в 600 м от переднего края противника так, чтобы было хорошо видно поле боя на направлении главного удара. Н.Н. Воронов пожурил меня, так как считал, что не следует подвергать командование излишней опасности. Я ответил, что если расположиться в блиндаже (блиндаж надежный), то опасность сведется к минимуму. Командармы, командиры корпусов и начальник штаба фронта доложили, что все готово и они ждут условного сигнала. Осталось 5 минут. Я вышел из блиндажа, чтобы лучше было видно поле боя. Наступил рассвет. Видимость хорошая. Ровно в 9 часов 14 сентября первыми заревели «катюши», «пропев прелюдию победы» (по меткому замечанию одного из офицеров), за ними обрушили огонь артиллерия и минометы. 20 минут свирепствовал шквал огня.

Противник не отвечал. Наши предположения оправдались. Вот взвились ракеты над участком наступления – сигнал для атаки пехоты и танков. Взревели моторы боевых машин, и они устремились в направлении на Спас-Углы. На расстоянии не более 100–200 м за танками двинулась пехота. Сразу же обозначился успех, противник, не ожидавший удара в этом направлении, вначале вообще не оказал сколько-нибудь серьезного сопротивления. Стрелковые части и танки непосредственной поддержки пехоты в быстром темпе преодолели две траншеи и успешно продвигались вперед. Подвижная группа по плану должна была быть введена через 2–3 часа после начала атаки. Но события потребовали ее введения по истечении всего 50 минут боя. Это сыграло решающую роль в быстром развитии наступления, ибо, пока противник разобрался в обстановке, наша подвижная группа оказалась уже далеко, за 2 часа она продвинулась более чем на 10 км в глубину и стремительно развивала удар в направлении Духовщины. Действия войск на новом направлении, в особенности же действия подвижной группы, принесли серьезные успехи. Так же как в свое время под Сталинградом, мы смело пошли на изменение в деталях плана, коль скоро этого требовала реальная обстановка.