Годы в броне - [44]

Увидев нас с Паллером прогуливающимися по мосту, подбежал Саша Иванов. Куда девалось его плохое настроение, вызванное моим недавним разносом.

— Разведчики обследовали реку, танки вполне могут переправляться вброд! — радостно доложил он.

А меня по-прежнему беспокоило таинственное затишье на противоположном берегу Мерчика.

— Где все-таки гитлеровцы? — ни к кому не обращаясь, спросил я.

— Видимо, мотанули отсюда! — безапелляционно отчеканил разведчик.

Мост, как магнит, притягивал всех нас к себе.

К мосту ринулась головная походная застава, подошел со своим батальоном Долгов. Невесть откуда, прыгая по кочкам, обдавая нас паром, промчалась походная кухня, за ней потянулись другие хозяйственные машины… Я сразу понял, что этот беспорядочный бег к мосту к добру не приведет. Но понял это, к сожалению, слишком поздно. Не успел хорошенько оглядеться, как на нас обрушился залп минометов. С противоположного берега ударили автоматные очереди.

Через несколько секунд мост опустел: он был невысоким, и все мы бросились в воду. Со стороны станции, с холмов противоположного берега сыпанули снаряды и мины.

Спасло нас мертвое пространство, образованное высоким берегом, за которым мы прятались. У противника не выдержали нервы. Открыв огонь преждевременно, он к тому же повел его очень неточно. Это позволило нам опомниться и принять контрмеры.

Суматоха у моста вскоре улеглась. Артиллерийский дивизион Ф. М. Вересова и приданный бригаде минометный полк открыли огонь, который сразу заставил замолчать вражеские батареи. Приутихли и немецкие автоматчики. Мокрые, измотанные, но невредимые, мы добрались до штаба бригады, располагавшегося в реденьком садочке.

А через час после нашего сильного артиллерийского и минометного огня слева и справа от моста развернулись и пошли в наступление батальоны Долгова и Иванова. Они сразу зацепились за противоположный берег Мерчика. А вскоре передовой батальон радировал о взятии станции Максимовка…

Я лежал у моста. Словно в тумане, плыли по нему машины и артиллерия, минометы и кухни. Все пришло в движение, лишь я остался лежать на земле. Несчастье произошло со мной в тот самый момент, когда я остановился у берега, чтобы радировать «Барсу» о выполнении бригадой боевой задачи. На нас налетела стая итальянских самолетов. Они покружили над мостом, и вдруг на наши головы посыпалось огромное количество мелких осколочных гранат. Около меня каким-то образом очутился совсем молоденький солдат, видимо только что прибывший на фронт. Задрав голову, он с удивлением наблюдал за тем, что происходило в небе. Я успел крикнуть солдату «Ложись!» и вслед за этим толкнул его в воронку, прикрыв сверху своим телом.

Маленький осколок, величиной с горошину, попал мне в живот, проник в брюшину… Молодой солдат остался невредимым и двинулся со своей частью на запад, освобождать Украину. Я же на долгие месяцы вышел из строя.

Опомнился в госпитале на станции Солнцево недалеко от Курска, а в первых числах сентября меня перевели во фронтовой госпиталь, находившийся в освобожденном Харькове, в том самом городе, на подступах к которому я получил тяжелое ранение.

Под Киевом

Тяжелыми и тягучими казались дни пребывания в харьковском госпитале. Меня, как и многих других фронтовиков, тянуло на фронт. Газеты и письма приносили радостные вести. Враг, разбитый под Орлом и Курском, откатывался на запад. Левобережье Украины очищалось от фашистских оккупантов. С невиданной силой вспыхнули бои на отвоеванных и закрепленных плацдармах севернее и южнее Киева.

И тут не выдержала моя солдатская душа. Да пусть простят мне это прегрешение: в одну из темных осенних ночей с группой выздоравливающих солдат и офицеров я просто сбежал из харьковского госпиталя на фронт. Рана еще не зарубцевалась, но настроение было хорошее, а я по опыту уже знал, что бодрое состояние духа помогает затягиваться ранам.

И все же в глубине души что-то подсознательно тревожило меня. На днях я ездил в штаб 1-й танковой армии. С ней провоевал около года, там и мечтал продолжать службу. Жаль было бы расстаться с боевым, умным, жизнерадостным командующим М. Е. Катуковым, которого я искренне уважал. Да и к танкистам в бригаде я успел привязаться душой. Но место мое оказалось запятым, а быть в резерве не захотел. Меня тянуло на Днепр, где развертывалась гигантская битва за Киев.

Прежде чем принять окончательное решение, я поехал к командиру 3-го механизированного корпуса генералу Семену Моисеевичу Кривошеину.

Командир корпуса тепло встретил меня, расспросил о здоровье, вручил орден Красной Звезды.

— Я буду рекомендовать вас моему другу генералу Штевневу на должность командира танковой бригады, — сказал он. — Надеюсь, вы оправдаете мое доверие.

Взяв лист бумаги, он быстро написал письмо, запечатал его и вручил мне:

— Езжайте в Требухово, там вы найдете генерала Штевнева…

Поблагодарив генерала Кривошеина, я направился к контрольно-пропускному пункту и на попутных машинах добрался до Требухово, где в то время располагался штаб Воронежского фронта.

Быстро наступила ночь, шел сильный дождь. Посоветовавшись, мы решили попроситься на ночлег в одну из хат, расположенных на краю села. Пожилая украинка гостеприимно приютила нас. За ночь мы отлично отогрелись и обсушились на русской печи. К утру дождь прекратился. Я отправился разыскивать штаб бронетанковых войск фронта.