Годы исканий в Азии - [11]

Уже около месяца наш отряд не встречал живой души. Наконец — ура! — мы увидели Хиву. Ещё час размеренного хода верблюдов, и караван подходит к воротам древнего города. Окружённая со всех сторон зубчатыми стенами Хива производит впечатление средневекового города.

— Палван гольды! Палван гельды! —услышали мы возгласы у самих ворот города. Этим приветствием, означающим по-узбекски «богатыри пришли», встретил нас старик вратарь. Проводник каравана почтительно приблизился к нему, поздоровался и попросил громче приветствовать усталых путников — инженеров и рабочих, целый месяц проведших в угрюмых и холодных песках.

Мы пришли в Хиву по древним караванным путям, воскрешая забытые тропы и откапывая заброшенные и пустые колодцы. В точение месяца только лисицы, зайцы да антилопы джейраны видели, как наш отряд преодолевал пески. Это было царство животных, и всё говорило о том, что нога человека давно не ступала здесь. Понятны были оживление и радость уставших в долгой дороге путников, когда караван входил в Хиву, ещё издалека миражем вспыхнувшую на горизонте.

Узкими, извилистыми уличками, живописными хижинами, высокими дворцами, громкими и шумными базарами встретила нас древняя столица хивинского хана, некогда безграничного повелителя 600-тысячного населения.

У крытого базара мы остановились в караван-сарае, привлекая любопытные взгляды хивинских узбеков. Рёв верблюдов, суетня. Караван разгружен. Наши спутники-туркмены, усевшись в круг, пьют зелёный чай.

Экспедиция закончила одну из самых трудных частей своего маршрута. Позади — дорожные впечатления, трудности, ноябрьские ветры и сильные сухие морозы. Впереди — считанные дни отдыха, толкотня по хивинским базарам, долгожданные письма и газеты.

Высоко поднимается над городом крутая башня мечети Палван-Ата. Отсюда хорошо виден плоский город с минаретами, куполами могил на кладбищах, дворцами, радующими глаз чудесными чистых и ярких красок изразцами. Изразцы своей голубизной соперничают с цветом среднеазиатского ясного неба.

Из окон минарета мы смотрели на город и далёкие горизонты песков и полей. Была поздняя осень. Серый сумрак осеннего пейзажа гармонировал с серым обликом города. Замёрзшие озера, окружающие Хиву, лазурными пятнами выделялись на сером фоне земли. Далеко, на десятки километров, были видны плантации хлопчатника и большие глинобитные дома хивинских узбеков. Разбросанные среди полей отдельные дома казались крепостями с высокими стенами, массивными широкими воротами и круглыми башнями по углам. Такой тип жилища вырабатывался столетиями и дошёл до нашего времени как немой свидетель бесконечных войн и набегов, которые пережил за свою жизнь старый Хорезм. Недаром местные жители свои дома и дворцы называют словом «кала», что на многих тюркско-иранских языках означает «крепость». Здесь, на людном и шумном базаре, были представлены изделия местного кустарного производства, чем славится Хива с давних времён. Яркие шелка, расшитые пёстрые сапожки — ичиги, тёплые ватные халаты, огромные бараньи шапки, ковры, большущие красочные платки, художественные серебряные и медные изделия, многочисленные и разнообразные сласти — продукция кустарных артелей.

Базар гудел. Выделялись из общего шума крики возчиков: «Пошт, пошт!» (берегись). Важно проходили караваны двугорбых длинношёрстных верблюдов с погремушками, кистями и разными украшениями. На двух колоссальных колёсах в полтора человеческого роста проплыла древняя хивинская резная арба. Резкий автомобильный гудок заставил податься в сторону и торговцев и покупателей. Машина, высоко нагруженная хлопком, отправлялась в областной центр — Ургенч.

Заражённые этой суетой и непривычным шумом, отдавшись во власть широкого людского потока, работники нашей экспедиции бродили по хивинскому базару.

У небольшой группы узбеков, внимательно слушавших и часто смеявшихся, мы остановились. Здесь происходило состязание в остроумии, знании житейской мудрости, народных поговорок, прибауток и пословиц. Два старика, перебивая друг друга, спорили и что-то доказывали. Раздражённо, захлёбываясь кричал один. Степенно и спокойно возражал ему противник. Видимо, остроумие и знание слова были на стороне спокойного белобородого аксакала.

Хорезмский хлопок, один из лучших в Узбекистане, по праву играет ведущую роль в народном хозяйстве Хорезмского оазиса. Пшеница, рис, джугара и другие зерновые культуры, преобладавшие в дореволюционной Хиве, отошли на второй план. Колхозный Хорезм даёт хорошие сборы хлопка.

Социалистическое соревнование широко распространилось среди хлопководческих колхозов Хорезма. Председатели колхозов часто посещали наш лагерь и с гордостью сообщали, что их колхозы идут в передовой шеренге по сдаче хлопка.

Машины районных МТС и хлопкозаводов день и ночь перебрасывали тонны волокна на обрабатывающие заводы, откуда аккуратные кипы прессованного хлопка шли на пристань и ждали отправки на текстильные фабрики.

В Хорезмском оазисе редко идут дожди, здесь сухо и солнечно. В оазисе выпадает всего 70—100 миллиметров осадков в год, то есть столько, сколько их бывает в Центральных Каракумах. Но Хорезм цветёт, сады его полны плодов, поля зеленеют до поздней осени, арыки тянут свою нескончаемую и успокаивающую мелодию. Вода есть, она питает поля и сады оазиса. Хорезм опоясан густой сетью каналов. По ним, как по кровеносным сосудам, вода бежит из мощной и капризной Амударьи.