Года любви и дни печали - [9]

Я останусь навсегда двадцатилетним,

Потому что радостно живу.

Восторгаясь то закатом летним,

То седыми льдами на плову.

Я останусь навсегда двадцатилетним.

Потому что ты всегда со мной.

Ну, а счастье не дается в среднем.

Только все —

На весь наш путь земной.

Возвращаясь в прожитые годы

Три птицы

Три птицы увидел я

В небе пустом.

Ворону, летевшую вкось.

Орла над высоким

Весенним гнездом.

Сороку, схватившую кость.

Ворона летела, не зная куда,

В расчете на птичье «авось».

Сорока, вкусившая радость труда,

Собаке оставила кость.

Орел, воспаривший

Над холодом скал,

Высматривал сверху обед.

И в эти минуты он тоже не знал,

А будет обед или нет.

И каждая птица была занята.

У каждой был свой интерес.

… Ворону сбил ястреб

Над сенью куста,

Упавший на жертву с небес.

Сорока добычу оставила псу,

Едва не лишившись крыла.

И сгинул орел,

Улетевший в грозу.

И тело река приняла.

Три птицы увидел я

В небе пустом:

Синицу, грача, пустельгу.

А что с теми птицами

Стало потом,

Я вам рассказать не могу.

Разговор с морем

Которые сутки все море штормит.

Неужто на шторм не истрачен лимит?

Но катятся волны с утра до утра.

А все говорят, что природа мудра.

Вон сколько впустую затрачено сил…

Как будто бы кто-то об этом просил.

Капризный, неистовый, злой водоем.

Мне жалко всю живность, живущую в нем.

Наверно, у крабов от шума мигрень.

Я морю кричу: «Неужели не лень

Тебе эти тонны бросать день-деньской?

Неужто тебе неприятен покой?»

И море вступило со мной в разговор:

«Я мщу за молчание мертвых озер.

За горькую тишь изведенных лесов.

За память притихших речных голосов.

Хочу, чтоб вам души омыла волна.

Чтоб помнили люди —

Природа сильна…»

* * *

Ане

Наступил наш юбилейный год…

Мы его отпразднуем однажды

В день, когда последний снег сойдет

И пробьется к свету первый ландыш.

Юбилей – заветное число.

Грусть и радость на одной странице.

Грустно потому, что все прошло.

Радостно, поскольку все продлится.

Но велик любви моей запас.

И судьба не обойдет нас чашей.

Все былое – остается в нас.

Все проходит, – заново начавшись.

* * *

Андрею Вознесенскому

Изба смотрела на закат,

Дыша озерной сыростью.

Здесь жил великий мой собрат.

Волшебник Божьей милостью.

Он околдовывал зарю,

Купавшуюся в озере.

Он ей шептал: «Я повторю

Твое виденье в образе…»

Но чьим-то именем томим,

Не помнил об обещанном.

Заря, обманутая им,

Бледнела, словно женщина.

И погружался мир во тьму.

И сквозь его видения

Являлась женщина ему.

А, может, только тень ее.

Не говорила, не звала,

Лишь грустно улыбалась.

Наверно, Музою была

И потому являлась.

* * *

Уходят безвозвратно ветераны —

Бывалые рубаки и бойцы…

Уходят в нашу память,

На экраны.

На горькие газетные столбцы.

Мы скорбно провожаем их в дорогу.

И говорим последние слова.

И верим, не лукавя перед Богом,

Что юность их по-прежнему жива.

Она летит в космические дали

И на земле выращивает хлеб…

На их мундирах светятся медали

Такие же, как у идущих вслед.

* * *

Олегу Комову

Из всех открытий всего дороже

Открытье друга, его души.

И мы с тобой, словно два прохожих,

Почти всю жизнь к этой встрече шли.

И наша дружба, как древний город,

Что прячет в недрах своих земля.

Я открываю твои просторы

Добра и света… Поздравь меня.

Я открываю твои печали,

Твои восторги в самом себе,

Чтоб две души, две судьбы звучали,

Как два цветка на одном стебле.

И если нас доконает служба,

Иссушит боль иль собьет вина, —

Нам будет донором наша дружба,

А группа крови у нас одна.

* * *

Я во сне не летаю,

А падаю вниз.

Для полетов, как видно,

Года мои вышли…

Вот гора надо мной,

Словно черный карниз,

У покатой,

Окрашенной в синее крыши.

Я боюсь высоты.

Наяву. И во сне…

И когда я лечу

В бесконечную пропасть,

Обрывается сон.

И приходят ко мне

Ожидание чуда.

И смутная робость.

Начинается день,

Забывается сон.

Но лишь встречу тебя —

Та же нá сердце робость.

Улыбаешься ты.

Я как будто спасен.

Хоть опять я лечу

В бесконечную пропасть.

Ода плову

Когда в узбекском доме праздник…

(Там праздник, если гость пришел…)

Вас поразит многообразьем

И щедростью просторный стол.

Похож на южные базары,

Тот стол соблазн в себе таит.

Да будь ты немощным и старым,

Проснется волчий аппетит.

Узбекский стол…

В такую пору,

Когда в Москве трещит мороз,

Он зелени и фруктов гору

Нам в лучшем виде преподнес.

Ни прозой мне и ни стихами

Не описать узбекский стол…

Вот разговоры затихают

И вносят плов.

Как на престол

Его хозяин водружает

Среди закусок и вина.

И плов весь стол преображает.

И как ни сыт ты – бьет слюна.

Сияет стол, сияют лица.

Вкушай и доброту твори.

А в пиалушках чай дымится,

Зеленый, как глаза твои.

Но тостов нет.

Таков обычай.

Им после плова не звенеть…

«Дай сигарету…»

«Нет ли спичек…»

И все.

И можно умереть.

Ташкент

* * *

Я разных людей встречал —

Лукавых, смешных и добрых.

Крутых, как девятый вал,

И вспыльчивых, словно порох.

Одни, как хитрая речь.

Другие открыты настежь.

О, сколько же было встреч

И с бедами, и со счастьем.

То нáдолго, то на миг.

Все в сердце моем осталось…

Одни – это целый мир.

Другие – такая малость.

Пусть встречи порой напасть.

Со всеми хочу встречаться.

Чтоб вдруг до одних не пасть,

А до других подняться.

* * *

Бывает, что мы речи произносим

У гроба по написанной шпаргалке.

О, если б мертвый видел, как мы жалки,

Когда в кармане скорбь свою приносим.

И так же радость делим иногда,