Года любви и дни печали - [20]

Боясь, наверно,

Что уже забыт.

А, может быть, душа затосковала

По юности,

Ушедшей навсегда.

Все мимолетно – красота и слава.

Но вечна жизнь,

Покуда молода.

* * *

Лицо выдает человека.

Все можно прочесть по нему.

Вот ты, например,

Добр и честен.

Я верю лицу твоему.

А друг твой,

Хотя и коллега,

Но очень завистлив и зол.

Лицо выдает человека.

Поэтому я и прочел.

* * *

Я стою у могилы Сергея Есенина.

И ромашки печально кладу

На плиту.

Он любил их при жизни.

И рвал их рассеянно.

И воспел эту землю —

В дождях

И цвету.

* * *

В страшные годы

Прошлой войны

Школа была для нас

Отчим домом.

Вечно голодные пацаны,

Жили мы горько

Меж детством и долгом.

И только, когда Победа пришла,

Жизнь довоенная

Снова вернулась.

Но слишком взрослыми

Нас нашла

На войну запоздавшая юность.

* * *

Умер Друг…

Но не обычной смертью.

Я ее вовеки не приму.

Потому что очень трудно

Сердцу

Быть могилой другу моему.

Здесь его похоронила память.

Средь обид,

Неверности,

И зла…

Как дощечка с датами —

Меж нами

Горькая минута пролегла.

* * *

На фоне бедности российской

Постыдна роскошь торгашей.

Засилье «мерсов» и «поршей».

Банкеты, бриллианты, виски…

А где-то старики над миской

Добреют от чужих борщей.

* * *

Московская элита

Собой увлечена.

И все в ней знаменито.

И всем вершит она.

В ней есть свои кумиры

И гении свои…

Роскошные квартиры.

Престижные чаи.

* * *

Одни по воротам целят.

Другие играют в пас.

Неважно, как нас оценят.

Важней —

Чем вспомянут нас.

* * *

Страна поменяла систему.

Система сменила господ.

И только при всех своих бедах

Остался российский народ.

* * *

Чтоб не было богатых никогда

Мы свергли их

Под гром оркестров медных.

Кого свергать, чтобы не стало бедных?

Пока нас всех не свергнула нужда…

* * *

Коллега болен самомнением

Он хроник…

Трудно излечим.

Когда располагает временем,

Своим, чужим, —

Не важно чьим, —

Он говорит, а мы молчим.

А если что-то вдруг напишет,

В восторге он от писанин…

Глядит на рукопись,

Не дышит:

«Ай, Тушкин, ай, да сукин сын!»

* * *

Деревья инеем покрыты.

И лес, понурившись, стоит,

Как будто холодок обиды

В своем молчании таит.

Еще нет снега…

Только иней.

И нет зимы, а стынь одна.

И ствольный град,

Казалось, вымер —

Такая в граде тишина.

Все впереди – снега, метели…

И лес несется в эту даль,

Уже предчувствуя веселье

Сквозь уходящую печаль.

* * *

Не поддаюсь я предсказаньям черным.

И все-таки, когда приходит ночь,

Я суеверьям уступаю в чем-то

И не могу предчувствий превозмочь.

Минует ночь…

И все пройдет, наверно,

Растают страхи заодно с луной.

Но как мне трудно быть несуеверным,

Когда не ты, а только ночь со мной.

* * *

Если женщина исчезает,

Позабыв, что она твой друг, —

Значит, мир ее кем-то занят.

До былого ей недосуг.

Если женщина пропадает,

Не веди с ней ревнивый торг.

Значит, кто-то другой ей дарит

Непонятный тебе восторг.

* * *

Мы все живем по собственным законам.

По вечным нормам чести и любви,

Где верят только правде да иконам,

Сверяя с ними помыслы свои.

Мы все живем по собственным законам.

И авторы их – совесть и народ.

Пусть власть когда-нибудь

Под думский гомон

Законы те своими назовет.

* * *

О, как порой природа опрометчива:

То подлеца талантом наградит,

То красотой поделится доверчиво

С тем,

За кого испытываешь стыд.

* * *

Хорошо в постели нежиться,

Когда спит голубизна.

А когда окно заснежится,

Я опять во власти сна.

Все я жду, что ты приснишься.

Где ты ходишь по ночам?

Мимо снов и мимо виршей,

Где тебя я привечал.

* * *

Поэзия в опале.

В забвенье имена.

О, как мы низко пали.

Как пала вся страна.

И что теперь мне делать

Без помыслов своих?

И вскинут флагом белым

Мой одинокий стих.

* * *

Нам Эйнштейн все объяснил толково,

Что не абсолютен результат.

И порою вежливое слово

Много хуже, чем привычный мат.

* * *

Уезжают мои земляки.

Уезжают в престижные страны.

Утекают на Запад мозги.

Заживают обиды, как раны.

Уезжают мои земляки.

Но былое ничем не заменишь.

От себя никуда не уедешь.

И несутся оттуда звонки…

* * *

Как девальвируется слово…

Забыв величие свое,

Оно сорваться с губ готово,

Как с колокольни воронье.

Им не спастись и не согреться.

И где оно – не все ль равно.

Коль золотым запасом сердца

Не обеспечено оно.

* * *

Близость познаешь на расстоянье,

Чтоб вернувшись, бережней беречь.

Я грустил о ней при расставанье

И дивился после наших встреч.

И всегда была разлука трудной.

Жил я так, теряя суткам счет,

Как река, что скована запрудой,

Нетерпеньем трепетным живет.

* * *

Безголосая певица

Исполняет пошлый текст.

Мир успел перемениться,

Если в этом есть эффект.

Если кто-то перепутал

Эту пошлость с красотой.

Если нравится кому-то

Вместо розы сухостой.

* * *

Мы – скаковые лошади азарта.

На нас еще немало ставят карт.

И, может быть,

Мы тяжко рухнем завтра.

Но это завтра.

А сейчас – азарт.

Фото

Детство, отрочество 1936–1943

Предвоенные и военные годы

Юность 1949–1961

^{Тверь – поэты Виктор Гончаров (в центре) и Александр Гевелинг}

^{Я в армии – с другом детства Евгением Беренштейном}

^{С другом юности Анатолием Ивановым}

Юность 1953-1971

^{Мне 25 лет}

^{Отчий дом. Отец, мама}

^{C близкими людьми. Город Тверь}

Уфа – Тверь 1972–1979

^{С юными читателями}

^{С Андреем Вознесенским в Твери}

^{Уфа. Хлеб-соль}

Москва – София 1974–1979

^{С друзьями-поэтами в Софии}

^{В редакции «Смены»}

^{С коллегами из молодежной газеты «Смена» (город Тверь)}

Друзья-коллеги 1976–1978

^{Слева – А. Вознесенский, справа – Б. Окуджава}