Год жизни - [40]

Лаврухин сообразил, что его час настал. Удобней момента пожаловаться на Шатрова не придумать. Распустив лицо и жалостно шмыгнув носом, Лаврухин сказал:

— Мне еще жизнь не надоела, Игнат Петрович.

Крутов с изумлением воззрился на начальника шахты:

— Ты что, очумел? Или белены объелся? При чем тут твоя жизнь?

Сухое изложение фактов было не в натуре Лаврухина. Он счел необходимым расцветить прозаическую канву рассказа о своем изгнании художественным вымыслом. И Крутов узнал, что Шатров ни с того ни с сего, видимо взбешенный перерывом подачи воздуха, схватил Лаврухина за волосы, в то время как тот, ничего не подозревая, осматривал перфоратор, протащил Лаврухина, отвратительно ругаясь, в таком жалком виде по всей лаве, а когда он, Лаврухин, вырвался, погнался за ним по штреку, запустил вдогонку чем-то тяжелым (очевидно, буром) и громовым голосом прокричал: «В другой раз поймаю в шахте — шею сверну, как цыпленку!» Спасло Лаврухина только то, что он, не переводя дыхания, легче серны взлетел по стволу шахты наверх. С тех пор вот уже неделя, как Лаврухин, исключительно движимый чувством долга и личной преданности Игнату Петровичу, является на шахту, но спускаться вниз не рискует, осуществляя общее руководство путем дачи директивных указаний шахтерам, появляющимся на поверхности.

Этот красочный рассказ, сопровожденный соответствующей жестикуляцией, должен был свидетельствовать, с одной стороны, о несгибаемом служении Лаврухина производственному долгу, а с другой —о его беззащитности перед лицом каннибальски настроенного начальника участка. Сверх ожиданий, рассказ не произвел никакого впечатления на Крутова. Его реакция оказалась противоположной той, на которую рассчитывал Лаврухин.

— Шатров у себя на участке хозяин. Я от него требую план, а он — от своих подчиненных,— изрек Крутов.— Отстранил тебя от работы,— значит, поделом.

— Но, Игнат Петрович,— не выдержал Норкин, в волнении протирая очки,— ведь действия Шатрова являются противозаконными. Больше того — уголовными. Рукоприкладство, погоня, угрозы...

— Нашел кому верить,— перебил Крутов парторга,— он тебе наврет семь верст до небес и все лесом. Бьюсь об заклад — Шатров на него только прицыкнул как полагается или, от силы, за воротник тряхнул, а у Лаврухина со страху заворот кишок сделался.

...Крутов и Норкин давно уже ушли, машинист полез в шахту проверить воздушную магистраль, а Лаврухин все еще стоял посреди компрессорной, стучал кулаком по лбу и ругал себя последними словами.

После ужина Клава исчезает. «Я на полчасика, мама, только к Марусе сбегаю. У нее новая выкройка есть». Никита Савельевич раскрывает «Правду». Он пробегает заголовки, далека отставив газету, щуря дальнозоркие глаза, но не начинает чтения, терпеливо поглядывая на жену. Убрав посуду,- Евдокия Ильинична подсаживается к мужу со спицами в руках. Черепахин сам сделал для этой цели жене удобную скамеечку.

Начинается семейный «политчас».

Уже давно Никита Савельевич решил, что поскольку его учат, посылают на разные слеты, то ему необходимо, в свою очередь, заботиться о политическом воспитании жены. «А то, глядишь, выучили иного дурака, вывели в люди, а он и нос кверху — мне надо жену другую, эта отсталая».

Так как газеты приходят на «Крайний» пачками, очень нерегулярно, и прочесть их целиком невозможно, то Никита Савельевич делает самостоятельный обзор внешнеполитических событий.

Делаются эти обзоры до крайности своеобразно. Некоторые иностранные политические деятели пользуются симпатией Никиты Савельевича, других он терпеть не может. В соответствии с этим и комментируются газетные новости.

— Ачесон вылетел в Европу... Для такого поганца тратят бензин, гоняют самолет... Эх, люди, люди! Ага, вот это важное сообщение. Видишь, мать, пишут: кончилась в Америке избирательная кампания. Только ты не думай, что это как у нас: праздник, веселье, флаги. Ничего подобного. Какая сласть рабочему человеку на этих выборах? От силы один из трех зайдет, бросит бюллетень и — ходу. Какая разница, кто будет президентом? Не в лоб, так по лбу... Но верней всего, засядет в Белом доме Трумэн. Это я тебе точно говорю. Помнишь, я еще тебе портрет его показывал: тощий, глаза сонные...

Никита Савельевич подробно рассказывает жене биографию Гарри Трумэна, не забывая упомянуть о бакалейной лавчонке и боссе Пендергасте.

«Политчас» длится долго. Евдокия Ильинична уже устала, ей хочется спать, но жаль обидеть мужа, и она

внимательно слушает, прикрывая вязаньем рот, когда одолевает зевота.

Никита Савельевич готовится всесторонне осветить вопрос о репарациях, но в это время с треском распахивается дверь, в комнату влетает Клава и бросается к Евдокии Ильиничне. Девушка прижимается к матери, дрожит и плачет. В сенях виден Неделя. Он смущенно топчется на месте. Сначала ничего нельзя понять. Но понемногу Клава успокаивается, усаживает Тараса и начинает связно говорить о том, что с ней случилось.

А произошло вот что.

Возвращаясь от подруги, чтобы сократить путь, Клава свернула на глухую тропку, пролегавшую в стороне от домиков поселка.

Девушка прошла уже полдороги, когда заметила впереди три неясные фигуры. Луна ныряла в быстро бегущих лохматых тучах, слабо освещая снежную равнину. Вокруг было пустынно и мрачно. Клива остановилась, стараясь рассмотреть людей. Тревожное предчувствие кольнуло сердце.