Год ведьмовства - [30]

Марта тоже все прекрасно понимала, и Иммануэль видела, как сильно она презирает такое внимание.

– Иммануэль останется там, где ей положено быть, со мной.

– Ладно, – согласился Эзра, возможно, понимая, что Марту ему не переспорить.

Он аккуратно забрал ковш из рук Иммануэль и вернулся к своим друзьям. Иммануэль же потащилась вслед за Мартой, остро чувствуя на себе их провожающие взгляды.

Вскоре после того, как они расселись, к алтарю вышел первый апостол Айзек. Это был высокий мужчина с бледным и хищным лицом, поджатыми губами и волевым подбородком. Иммануэль полагала, что в свое время он был весьма хорош собой, и его жены могли служить тому доказательством. Зычный тембр его голоса напоминал хорошо отлаженный орган и, когда он говорил, его слова эхом разносились по собору.

– Мы собрались сегодня, чтобы поговорить о страшной хвори. Я буду говорить от имени пророка, который перед лицом сего великого зла удалился в святилище, чтобы посвятить себя молитве и преклонению.

Это заявление было встречено волной приглушенных голосов. В одном только прошлом году пророк провел в своей Обители несколько недель, уединившись там для поста и медитации. Но в народе росли опасения, что в действительности его внезапные каникулы были вызваны ухудшением здоровья.

– Наши земли осквернены, – заявил апостол, расхаживая у подножия алтаря. – Великое зло поселилось в наших водах. Течет в наших реках. Я знаю, что все вы боитесь за свои семьи, урожаи и землю. И правильно делаете. Эта напасть – не природное бедствие в привычном для нас смысле. Не простое стечение обстоятельств. Кто-то среди нас, даже, быть может, кто-то, сидящий сегодня здесь, навлек на нас это проклятие.

Отовсюду стали доноситься вздохи и начались шепотки, сливающиеся в общее шипение, похожее на стрекот цикад в летнюю пору.

Апостол Айзек повысил голос, почти переходя на крик.

– Пророк убежден, что кто-то вступил в сговор с силами тьмы, чтобы пробудить это доселе дремавшее зло.

У Иммануэль перехватило дыхание. Она вспомнила Далилу, плывущую в водах пруда; Возлюбленных, корчащихся на земле поляны; босые ноги Лилит, мелькнувшие в поле зрения, когда она выступила из тени Темного Леса. Возможно ли, что эти короткие встречи положили начало чему-то гораздо более масштабному и ужасному, чем она представляла себе тогда? Возможно ли, что во всем этом есть и ее вина?

– Скажи, чем было вызвано это зло? – донесся голос из глубины собора, тонкий и трескучий. Вперед вышла старуха, и Иммануэль тотчас узнала ее. Это была Агарь, первая жена предыдущего пророка и одна из немногих, еще оставшихся в живых. Опираясь всем телом на трость, Агарь вышла, прихрамывая, в проход и вперила строгий взгляд в Айзека. – Ты говоришь, этот грешник вступил в сговор с силами Темного Леса, но не может все быть так просто. Мало ли глупцов попадали в лес и становились свидетелями его ужасов, но никто еще не порождал подобных напастей. Со времен Дэвида Форда мы не видали проклятия такой силы. Так почему же это страшное зло пробудилось именно сейчас?

– Пророк полагает, что имело место некое… поощрение, – ответил апостол Айзек не без запинки. – Отец не единственный, кто принимает подношения крови. Если бы кто-то из нас совершил ритуал, принес кровавую жертву Матери, этого могло быть достаточно, чтобы пробудить зло.

Иммануэль вздохнула спокойнее. Пусть она согрешила, когда вошла в Темный Лес и стала свидетельницей вещей, не предназначенных для ее глаз, но она еще не пала так низко, чтобы делать жертвоприношения Матери. Значит, в этом бедствии был повинен кто-то другой.

И все же, Иммануэль казалось, что апостол Айзек обращался лично к ней, когда он продолжил:

– Если кто-то из вас связал себя с силами Тьмы, я заклинаю вас исповедаться в своем грехе прямо сейчас – тогда вы еще сможете спасти свою душу от гибели на костре в священном очищающем пламени.

Глава 11

Ибо в очистительном огне обретают веру человеческие души.

Священное Писание

По окончании собрания разговоров только и было что об огне. В Вефиле испокон веков карали сожжением за колдовство и ересь, но со времени последней чистки минуло уже много лет. Одни говорили об этом с благоговением, другие с трепетом вспоминали великие костры, полыхавшие на вершинах холмов во времена чисток далекого прошлого. Всех явно глубоко потрясло заявление апостола Айзека о том, что проклятие было наложено злоумышленно, однако Иммануэль могла только гадать, что страшило их больше: кровавое бедствие или угроза священного огня.

– Иммануэль!

Она обернулась на звук своего имени и заметила Лию, которой наконец удалось вырваться из лап других жен пророка.

Иммануэль видела подругу впервые со дня церемонии. Печать меж ее бровей заживала хорошо, вот только синюшные круги под глазами стали еще темнее, хотя и несильно.

– Хорошо выглядишь, – позволила себе немного приврать Иммануэль, когда они обнялись. – Как к тебе там относятся?

– По-всякому, – ответила Лия и оглянулась через плечо. В нескольких ярдах от них жены пророка сбились в стайку и, плотно поджав губы, изучали толпу. Лия взяла Иммануэль под локоть и отвела на несколько шагов в сторону, где любопытные уши не могли их услышать. – По большей части без жестокости, но также и без доброты. Эстер, мать Эзры, единственная, кто относится ко мне по-настоящему хорошо.