Год рождения тысяча девятьсот двадцать третий - [13]

Весна-лето 1940-го

6 марта 1940 г.

В газетах:

«Скромность украшает большевика»;

Оперативная сводка с Ленинградского фронта (сбит 21 самолет противника);

Германская печать об успехах Красной Армии в Финляндии (отмечает храбрость и мужество советских бойцов);

Суд — «Шайка клеветников» (в Киеве зам. директора Дома народного творчества, зав. лит. частью театра оперы и балета и замдиректора Укр. музея «…в течение почти двух лет фабриковали клеветнические заявления, дискредитировали советские и партийные органы и т. д. Они оклеветали около 100 человек во враждебной деятельности». Теперь это все раскрылось и всем членам этой шайки дали сроки тюрьмы от 4-х до 15 лет.

Неловко признаваться даже самой себе, но частенько в газетах для меня самое интересное на последней странице — «Из зала суда». Но вот прочитала про этот процесс в Киеве и не поняла, зачем надо было таким людям, культурным, работникам в области искусства — и вдруг клеветать на других?! И заниматься этим в течение двух лет! Ведь тех, кого они оклеветали, могли арестовать… Около ста человек! Зачем им было все это? И еще: значит, среди тех, кого называют «врагами народа», могут быть и просто невинно оклеветанные, как вот эти сто человек? Ну хорошо, что в данном случае шайку клеветников обнаружили. А если бы о них не узнали, то те сто так и сидели бы в тюрьме? А может, и Адкин отец так понапрасну пострадал? И муж с сыном Ядвиги Адольфовны? Предположим, я не могу говорить о них, так как не знала их лично. Но вот отец Темы Кашина, из квартиры соседней, мы же его знали столько лет! Добрый веселый человек, к нам часто приходил. Когда я еще была маленькой, то мама меня к ним отводила, если ей надо было из дому уйти, и Темин папа играл с нами двоими «лучше всякой няньки», как мама говорила. В младших классах я вместе с Темой уроки делала, и его отец всегда помогал нам. И вот он два года назад был арестован как «враг народа». Ни Тема, ни его мать Наталья Васильевна к нам больше теперь не приходят. Тема бросил школу и где-то работает, хотя ему только восемнадцать исполнилось… Не верю я, что его отец — «враг»!

И еще вспомнила: когда я была в седьмом классе, то летом мы жили на райкомовской даче, в Мельничьем ручье, и нашими соседями были семьи папиных сослуживцев. Все папы приезжали только на воскресенье, а в понедельник рано утром уезжали. И среди работающих в городе сотрудников райкома были и две женщины — Нефедова и Никитенко (не помню их имен — их тогда все по фамилии называли). Они приезжали к своим ребятам, которые на даче жили с бабушками (мужей у них не было). Этих двух женщин все очень уважали. Они в чем-то были схожи — боевые, спортивные, спорили с мужчинами на равных, в волейбол любили играть, в отличие от других мам, которые почему-то играть стеснялись. Папа говорил, что Никитенко и Нефедова — молодцы, не только в спорте мужчинам не уступают, но и работники толковые (они занимали какие-то ответственные посты, зав. отделами были, кажется). И вот осенью прошлого года я нечаянно услыхала, как папа говорил маме, что у них в райкоме арестовано несколько человек, в том числе — Никитенко с Нефедовой. Наутро, когда папа ушел на работу, я спросила у мамы, она сказала, что сама поражена, и чтоб я никогда никому эти фамилии не упоминала. И с папой говорить об этом не стоит, так как я подслушала, и он рассердится. Я сразу не поверила тогда, что они «враги народа», а теперь и совсем убеждена, что их оклеветали… Но кто, зачем? Ни с кем об этом даже и поговорить нельзя. Интересно, читала ли сегодняшнюю газету Ада и ее мама? Завтра увижу ее в Эрмитаже и спрошу (возьму газету с собой).

Ни о чем больше писать сейчас не могу, поэтому кончу, хотя собиралась рассказать о том, как вчера мы с Генкой Соболевым ходили на балет «Ромео и Джульетта» — он меня пригласил вдруг. Танцевали Уланова и Сергеев. Балет совершенно потрясающий, но сейчас как-то не хочется ни о чем писать больше. Пойду маму с работы встречать.

9 марта 1940 г.

В газетах за 8 марта:

Страницы замечательной жизни несгибаемого революционера — о Молотове;

Партийный и государственный деятель ленинско-сталинской эпохи (тоже о нем);

76,6 миллионов экземпляров произведений В.М. Молотова.

Собиралась я сегодня у своих женщин на фабрике о Восьмом марта поговорить, почитать что-нибудь подходящее из газеты, а газету взяла, не перелистав ее предварительно. Надеялась, что она женщинам посвящена. А там, оказывается, про женщин совсем немножко — на третьей странице портреты ударниц и их рассказы о себе, а вся газета 50-летию Молотова посвящена. Пришлось мне на ходу перестраиваться — поздравила их, вкратце газетный материал пересказала, а потом взяла да и прочитала им чеховский рассказ «Попрыгунья», благо у меня в портфеле томик Чехова был. И так они слушали! Так благодарили! И просили, чтоб и дальше — не одни газеты, но и «рассказики какие-нибудь», и чтобы «жизненные». Я, пожалуй, так и буду делать: сначала — газетное, а потом — из художественной литературы немножко. Надо будет только подобрать подходящее (продолжу пока Чехова).

Писать много некогда: сегодня иду вместе с Галкой на вечер в другую школу, где учится ее приятель Донька. Сама подошла ко мне вчера на переменке, спросила, нет ли у меня старых эскизов по черчению (а с черчением у меня всегда полный порядок — люблю чертить). Я обещала дать. После уроков пошли вместе, забежала я за папкой с чертежами, а потом я пошла по магазинам, и Галка со мною. Так мы впервые за долгое время поболтали друг с другом. Я рассказала ей про свои политинформации на фабрике, она — про то, как у нее дела в спортивной секции идут. Оказывается, она будет в Первомайском параде на площади принимать участие, им всем выдадут очень красивые костюмы. Потом рассказывала о Доньке (это ее знакомый мальчик по секции, она с ним уже второй год дружит). Мальчишка хороший, очень компанейский — Галка с ним на Новогодний вечер приходила. Но вот имечко ему родители ухитрились дать — Македоний! Его с детства «Донькой» дразнили и он из-за этого жутко дрался. Наверное, оттого и спортом стал заниматься, теперь таким силачом сделался, что его никто задевать не рискует. Так вот Галка в последнее время познакомилась с ребятами из Донькиной школы и ее принимают там как свою. И теперь она хочет, чтоб я пошла на вечер в ту школу, и там она познакомит меня с Донькиным дружком Костей — он меня видел где-то с Галкой и просил познакомить. Сначала я наотрез отказалась — ну как это идти, зная, что предстоит вроде «официальное знакомство»? О чем-то говорить надо, улыбаться, за ручку здороваться. И вообще глупо, как сватовство в пьесах Островского. Но ведь Галка если уж вобьет себе что в голову, так от нее не отвяжешься! Да, честно говоря, подумала я и о том, что вот уже через месяц мне исполнится семнадцать лет, а я до сих пор ни в каких компаниях не бываю; училась танцевать, а на танцы ходить не с кем. И вообще — у всех почти наших девчонок есть свои увлечения, свои мальчики — шепчутся между собой, обсуждают, а я между ними как белая ворона. Правда, иногда появляется на горизонте Генка Соболев, но это не в счет. Короче, убедила Галка меня. Схожу, посмотрю, Галка очень их школу хвалит. У них вечера часто устраивают всякие, не то, что у нас — два раза в год.