Год рождения 1921 - [31]
Уже много после войны Виктор Лапаев, второй герой этой книги, купил избу в деревне Сельцо, под Старицей, как раз в тех местах, о которых рассказывал Игорь Сергеевич. Я несколько раз приезжал к нему погостить и порыбачить. У Виктора было странное плавучее гребное средство, нечто вроде катамарана на двух подвесных авиационных баках. В поисках удачного для ужения места мы на этом аппарате перемещались вдоль и пересекали поперек узкую и быструю там Волгу. Бросали якорь и застывали средь быстрых струй, порой до темноты. Думаю, со стороны мы карикатурно напоминали двух иноков с Нестеровского «Молчания».
Молчали и мы. Виктор смолил сигареты. Я поглядывал на противоположный, коренной берег Волги, темной стеной встающий на закатном небе, и у меня холодело сердце, когда я представлял себе крошечную фигурку лыжника, отвесно падающую с этой кручи.
Вернемся к Игорю Косову, в заснеженное, промороженное Верхневолжье первой военной зимы.
Всю зиму, в декабре, январе, феврале, мы медленно вытесняли немцев.
Новый 42– й год встречали в лесу. На елку навешали всякие склянки. Разожгли костер. Свои шубы отдали нашей врачихе Яцевич. Я в полушубке и ватных штанах полулежал у костра. Искра попала на штаны и прожгла до мяса. Как я взвился!
В феврале 42-го дивизион с 31-й армией вышел к Погорелому Городищу. Немного не доходя до него, дивизион встал на ночь в деревне. Там же был госпиталь. От передовой – километров пятнадцать-двадцать.
Утром сижу, завтракаю. Пил чай с колбасой – так вкусно… И вдруг – налет финнов. Они, видать, прозевали, как наш дивизион ночью, с выключенными фарами вошел в деревню. Финны заходили в наш тыл до ста километров в глубину. Страшно жестокие, вырезали всех.
Я выскочил из избы в одной гимнастерке, без пояса, с автоматом. Почти столкнулся с финном. Он вспрыгнул на невысокую крышу, как они это делают. Я стал его оттуда сбивать. Он скатился с крыши и побежал, ловко подпрыгивая, чтобы ноги не вязли в глубоком снегу. Его лыжи и палки остались. На финских лыжах очень удобный, стальной, обитый кожей носок. Суешь ногу – ее обхватит пружиной, и нога не вертится. Я надел лыжи и догнал финна на огородах. Он отбросил автомат: кончились патроны. Обернулся ко мне, выхватил из-за пазухи пистолет и выстрелил. Я ничего не почувствовал, но он попал мне в ногу. «Ах ты, зараза», – и я срезал его из автомата метров с пятнадцати. Он упал. Я добил его, не подходя: они такие хитрые. Когда подошел, финн был мертв. Срезал погоны, взял документы для разведки.
Тут почувствовал – ногой не повернуть, и валенок полон крови.
Яцевич, врачиха нашего дивизиона, меня опекала. Ей было лет сорок.
Ругала она меня, ругала:
– Зачем ты опять полез на рожон?!
– Я не лез.
– Будешь терпеть?
– Буду.
Она стала, как шомполом, чистить рану. Так называемое, сквозное, пулевое. В мясе – ошметки от брюк, шерсть от валенка.
– Больно ли было? Не то слово. А зажило дней за двенадцать. До этого бог миловал. Еще ни разу не был ранен, только 17 октября сильно контузило.
Когда мы вышли в район Погорелого Городища, фронт встал.
Нас решили отвести в Калинин ремонтироваться. Термин, кстати сказать, старинный, кавалерийский.
Перед уходом мне захотелось навестить приятеля. Он сидел на наблюдательном пункте. Я, как идиот, пошел напрямик по полю, а не в обход, как все. Думал, кто будет стрелять по одиночному? Но немцы по мне стали кидать из 82-миллиметрового миномета. Я упал в снег: осколки в нем вязнут. Но меня и в снегу ударило по ногам. Разорвало рукав. Я рванулся, чтобы спрыгнуть в траншею. Передо мной – разрыв, опять рубануло по ногам и по груди. Я прыгнул в траншею. Распахнул полушубок – на гимнастерке кровавое пятно, крови мало. Думаю: худо, внутреннее кровотечение. Расстегнул гимнастерку, а из мяса торчит кусок оперения мины. Я схватился за него – он горячий – и вырвал его.
Когда меня привели в полевой госпиталь, хирург сидел на табурете, свесив руки, и спал после предыдущей операции.
– Анестезии нет, – сказал он, – будешь терпеть.
Дали стакан спирту.
– Я тебе не буду портить ноги, – и стал драть осколки, не разрезая мяса. Больно было везде: сверху, снизу, в голове. Ноги мелкими осколками посекло в форшмак. Сильно попортило крупными осколками. До сих пор, через пятьдесят лет, свищи открываются, и кровь течет.
Положили в избе. Вонь, теснота. Рядом казак из корпуса Доватора. Сильно любил пожрать. Бывало, кричит:
– Сестра! Дай утку и вещмешок!
На другой день приезжает Борька Бардецкий, привез водку, еду. Я ему говорю:
– Борька, я поеду домой.
– Я так и думал.
Я с ним запрыгал к выходу. Сестра кричит вдогонку:
– Куда Вы, больной?!
Подъезжаем к штабу дивизиона, выходит наш командир Шаренков:
– Я не удивлен. Бардецкий, разместить его в избе.
Мне ребята вырезали палку. Я посидел дня три. Потом мы поехали в Калинин на ремонт и встали там в Ворошиловской слободе.
Мои разведчики меня берегли. После контузии приставили человека – давать закурить и для прочей помощи. В Ворошиловской слободе сразу же украли где-то шикарную палку красного дерева с набалдашником слоновой кости. И я заковылял на трех ногах.
Владимир Быстряков — композитор, лауреат международного конкурса пианистов, заслуженный артист Украины, автор музыки более чем к 150 фильмам и мультфильмам (среди них «Остров сокровищ», «Алиса в Зазеркалье» и др.), мюзиклам, балетам, спектаклям…. Круг исполнителей его песен разнообразен: от Пугачёвой и Леонтьева до Караченцова и Малинина. Киевлянин. Дважды женат. Дети: девочка — мальчик, девочка — мальчик. Итого — четыре. Сыновья похожи на мам, дочери — на папу. Возрастная разница с тёщей составляет 16, а с женой 36 лет.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Это книга о том, как делается порнография и как существует порноиндустрия. Читается легко и на одном дыхании. Рекомендуется как потребителям, так и ярым ненавистникам порно. Разница между порнографией и сексом такая же, как между религией и Богом. Как религия в большинстве случаев есть надругательство над Богом. так же и порнография есть надругательство над сексом. Вопрос в том. чего ты хочешь. Ты можешь искать женщину или Бога, а можешь - церковь или порносайт. Те, кто производят порнографию и религию, прекрасно видят эту разницу, прикладывая легкий путь к тому, что заменит тебе откровение на мгновенную и яркую сублимацию, разрядку мутной действительностью в воображаемое лицо.
Эта небольшая книга написана человеком, «хорошо знавшим Троцкого с 1896 года, с первых шагов его политической деятельности и почти не прекращавшим связей с ним в течение около 20 лет». Автор доктор Григорий Зив принадлежал к социал-демократической партии и к большевизму относился отрицательно. Он написал нелестную, но вполне объективную биографию своего бывшего товарища. Сам Троцкий никогда не возражал против неё. Биография Льва Троцкого (Лейба Давидович Бронштейн), написанная Зивом, является библиографической редкостью.
Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.
Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.