Год Мудака - [16]

— Жида бы в школе не стали учить, — резонно сказал сын. — Всех жидов повыкинули давно.

— Вот эту книжку и учи. А физика — хер с ней. Если что, я с учителем переговорю, чтоб не приставал, — пообещал Фрязин и положил книжку, но не удержался, прочел еще чуть-чуть:

— Вопрос: почему негры изобрели джаз? Известно ведь, что музыкой они считают только свою обезьянью стукотню: всякий реп, хип-хоп, реп энд би. Наверное, в начале прошлого века им не разрешали стучать, — негры были угнетенными, им можно было исполнять только разрешенную музыку. А поскольку исполнять её они ленились и не умели, у них получился джаз. И петь они не умели, — блюз получился. Когда же политкорректность и постмодернизм победили, получился стук, реп и хип-хоп.

— Это мы уже прошли, про хип-хоп, — сказал сын.

— Умный все ж мужик, даже если и скрытый жид, — сказал Фрязин и пошел опускать письмо в ящик.

Семейство Фрязиных числом четыре человека жило на улице Хасавюртовских Соглашений в нормальном двенадцатиэтажном доме на шестом этаже. Когда-то в этой четырехкомнатной квартире жили, естественно, мудаки, но потом ее выделили Фрязину, как сотруднику ВОПРАГ. Мудаки, что обитали тут ранее, теперь ютились в подвале и по идее должны быть довольны судьбой — им даже доверили уборку двора и окрестностей, а также подъездов, где часто срали и ссали. Мудаки исправно следили, чтобы не было нассано или насрано; если какой гражданин уже делал это, мудаки прогнать не смели и терпеливо дожидались, пока гражданин досрет, чтобы за ним тут же убрать, а иногда даже бегали искать бумажку. Вот и сейчас кто-то из мудаков — Фрязин их вечно путал — топтался на лестничной клетке.

— Здравствуйте, уважаемый гражданин Фрязин! Доброго вам здоровьичка! Как жена, детки?! — тут же залопотал мудак, сгибаясь в поклоне. Фрязин вспомнил не столь давний разговор с Лагутиным, который хвастался, что у них мудаки, мол, шибко учтивые. У нас тоже мудаки нехуевые, подумал Фрязин, умилился и дал мудаку сигарету. Тот заблагодарил, стал спрашивать, не помочь ли чем, не отнести ли письма, чтобы гражданин Фрязин не бил ноги зря.

— Воздухом охота подышать, — отказался от помощи Фрязин.

На улице, как водится, было тихо и благостно. Еще несколько лет назад, в домудацкий период, страшно было выйти. С Фрязина два раза шапку норковую сняли, один раз ондатровую, да один раз зарплату отобрали, он тогда слесарем работал по ремонту холодильных установок. Хорошо, не зарезали. А сейчас — хоть в полночь, хоть в три ночи, кругом закон и порядок, фонари вон светят… И никто их не побьет, потому как своевременно провели борьбу — тех, кто лампочки бьет, на этих фонарях тут же и вешали.

Ящик висел за углом, и Фрязин пошел туда, срезав угол через детскую площадку. И снова нахлынули воспоминания: вон под тем грибком обыкновенно раньше наркоманы кололись, в домике еблись пьяные подростки, в песочнице бомж спал. А сейчас — прямо, блядь, заглядение. Хоть сам с совком туда садись да куличики лепи. Вот же умные головы Мэр Великой Столицы да Сами-Знаете-Кто. Все ж жизнь пошла — не чета прежней!

С такими мыслями Фрязин опустил письмо в прорезь ящика, предварительно подумав, не написал ли чего крамольного. Цензура, конечно, нынче не та, что еще год назад даже, тогда каждое письмо вскрывали, а сейчас вроде только через два на третье. Может, не надо было писать, что Машка блядью работает? Так нет, оно теперь не блядь, оно теперь боец трудового женского фронта. Проституцию легализовали, и правильно, то ее хуй носил бог весть где, мать, бывало, вся плачет часов до трех, а то до утра, то и думай: или черные выебли да убили, или маньяк напал да на части порезал. А теперь все как у людей, всегда можно позвонить, спросить, куда поехала, с кем, на сколько, как дела идут… Заработок опять же — дай бог. Вон соседская Зинка в школе учительшей, так завидует, курва. А из учительш в бляди… в бойцы трудового женского фронта нельзя — не положено. Так что пускай завидует.

Не, правильно написал. Пусть бабка за внучку порадуется.

Фрязин возвращался назад, когда из полутьмы грибка выступила мрачная фигура.

— Гражданин Фрязин? — спросила она.

— Я, — Фрязин остановился и сделал шаг назад.

— Переговорить бы…

— О чем это? — Фрязин пожалел, что пистолета не взял. Надо же, только ведь подумал, как все хорошо да спокойно… Или это служба внутреннего контроля?

— Да вы не волнуйтесь, — сказала фигура и вышла дальше на свет. Фрязин узнал мудака Морозова и внутренне расслабился. Потом подумал и опять напрягся — какого еще хуя мудаку тут надо?

— Давайте вот сядем на лавочку, я вас надолго не задержу, — сказал мудак, доставая из кармана какие-то дорогие сигареты и протягивая Фрязину. — Садитесь, садитесь… Будет интересно.

Утро следующего дня у Фрязина началось совершенно по-дурацки, как не надо бы начинаться хорошему человеческому утру.

Во-первых, началось оно по-дурацки, потому что Фрязина лишили нового напарника — об этом мимоходом сказал дежурный. Мол, не жди. Объяснять, пизда, не стал.

Во-вторых, он начался по-дурацки, потому что отделение сплошь кишело дураками.

Дураки сидели на диванах, подоконниках, курили на крыльце, что-то делали в туалете и даже за стойкой дежурного тоже сидело два дурака.