Год бродячей собаки - [6]

Шрифт
Интервал

Андрей помолчал, наклонился, потушил сигарету о каблук.

— Ну а сам-то что?..

— Сам-то? — Мырло едва заметно покачал головой. — Я человек конченный — все, цугцванг! Да и не человек вовсе, а воспоминание о человеке — этакий ходячий мавзолей. А что ерничаю и чушь несу, так это чтобы веселее жилось. Надо же над кем-то смеяться. Ну и стаканчик поднесут, — добавил он после паузы. — Нам с Карлом Марксом ничто человеческое не чуждо!

Обнаружив, что все это время крутит в пальцах сигарету, Мырло чиркнул спичкой, затоптал в траве отскочивший кусочек серы.

— Всюду жизнь, Андрюха, всюду жизнь…

Иван Петрович не договорил, обернулся. К ним, таща за собой под ручку Шамана, приближалась Любка. Тот шел неохотно, ни на кого не глядел, но шел.

— Сейчас выпьем водочки, все и пройдет, — приговаривала женщина нараспев, будто убаюкивала раскапризничавшегося малыша. — Павлик умница: он и сигареток прикупит, и закусочки принесет, — жизнь, глядишь, и наладится. Шубку, подарочек твой, обмоем…

Через четверть часа, когда взмыленный Морозов появился с бутылками из придорожных кустов, все четверо мирно сидели на лужайке вокруг расстеленной газеты и слушали Мырло.

— Да вы его знаете, — говорил тот, показывая рукой в сторону «Беговой», — сухонький такой, маленький, ну, просто божий одуванчик, все время трется у ларьков. Я ему когда-то налил, старичок мне и рассказал. В Отечественную, под Курском, он своего приятеля шлепнул. Того, видно, контузило, бедалага винтовку бросил и побрел в сторону немцев. Стрелять-то по приказу должен был ротный — мальчишка еще совсем, лейтенантик, — но он не смог, рука не поднялась. А этот ничего, выстрелил! Рассказывает мне, а сам глазами буравит, может еще налью. А когда понял, что не светит, стал про геморрой говорить и про моченедержание. Сволочь. Гнида старая. Как его земля носит…

Мырло хотел еще что-то сказать, но его уже не слушали. Появление груженного выпивкой и снедью Павлика вызвало приятное оживление. Все заговорили разом, начали расставлять на газете бутылки, раскладывать хлеб и накромсанную большими кусками дешевую колбасу. В предвкушении длинного дня пить начали понемногу. «Экономика должна быть экономной!» — приговаривал Мырло, разливая по стаканам первую бутылку и делая вид, что выжимает из нее последние драгоценные капли. Вторую допили не до конца: оставшуюся на дне водку Павлик вприпрыжку отнес и поставил перед Чмо. Успевший уже почувствовать хмель, Андрей от пьяного умиления едва не прослезился, незаметно утер повлажневшие глаза рукавом. Все происходившее с ним он теперь видел как бы со стороны, и это было смешно и почему-то грустно. Казалось, он достиг того, чего хотел: растворился в простоте обыденной жизни, но чего-то важного недоставало. Задним умом он понимал, что Мырло прав и все это для него лишь игра и не более того. И от этой своей раздвоенности и внутреннего раздрая Андрей упорствовал, требовал на правах хозяина еще водки и тостов.

— Поскольку за Андрюху и новую Любкину шубу мы уже пили, — орал все никак не хмелевший Мырло, — я предлагаю выпить за Павлика! Вы, я вижу, не знаете, кем он станет, — продолжал стойкий марксист, хитро поглядывая на окружающих. — А он, между прочим, будет космонавтом! Да, да, вы не ослышались! Учиться, учиться и еще раз учиться — завещал нам вождь пролетариата, и Павлик его завещание исполнит…

— Исполню! — согласно мычал обличитель кулачества, зычно рыгая. — Завтра же брошу пить и запишусь в летное училище. Меня один мужик обещал устроить.

Запрокинув назад голову, Морозов влил в себя содержимся стакана. И еще нечто эдакое кричал разошедшийся Мырло и смотрел на Андрея злыми, горячечными глазами, и Любка с Павликом кружились в подобии танца, но что-то уже случилось, как будто веселый майский день разом переломился к вечеру и в тихом воздухе повисла грусть. Никто не заметил, когда и как это произошло, но каждый про себя знал, что праздник кончился, и скорбное чувство это скребло по сердцу — было невыносимо.

— Ну, Мырло, ну загни нам что-нибудь веселенькое! — настаивала не желавшая смиряться Любка. — Расскажи про детскую болезнь, про проститутку Троцкого. Ну же, давай!

Она пошатнулась на неверных ногах, опустилась на траву рядом с философом и вдруг зарыдала в голос.

— Ванечка! Что же это такое, Ванечка! Почему все так? Ты же ученый, объясни мне, дуре, как надо жить. Я ведь тоже человек…

Андрей курил, блаженно прикрыв глаза. Мыслей не было, и он улыбался их отсутствию. Ему нравился этот мир, окончательно потерявший остатки какого-либо смысла, но вряд ли он был в состоянии выразить это свое чувство словами.

Любка вдруг выпрямилась, с удивительной силой вцепилась в пиджак марксиста и начала его трясти.

— Ну же, Мырло, смеши меня, смеши!

Философ встрепенулся, обвел присутствующих начавшими уже соловеть глазами, остановился на пытавшемся подняться с земли Морозове.

— Эй, Павлик, вынь пионерский факел из задницы, давай стакан! Раздача слонов продолжается!

— А я все равно буду космонавтом, — бормотал тезка пионера-предателя, борясь с силой земного притяжения. — У меня здоровья! — Он наконец поднялся на ноги, ударил себя кулачищем в грудь. — Андрюха, скажи!


Еще от автора Николай Борисович Дежнев
Дорога на Мачу-Пикчу

Николай Дежнев — выдающийся современный писатель. Российские критики часто сравнивают его с Михаилом Булгаковым, зарубежные — с Кастанедой или Маркесом. И это неслучайно: реальность в его произведениях граничит с философией и мистикой. «Дорога на Мачу-Пикчу» — глубокий роман о ценностях жизни человека, реалистическое, полное юмора и фантазии повествование о его внутреннем мире, о путешествии на границу двух миров. «Мачу-Пикчу» — это символ, поразивший воображение ребенка, поверившего, что, как бы трудно ему ни пришлось, есть такое место на Земле, где можно быть самим собой и обрести счастье…


В концертном исполнении

Николай Дежнев закончил первую редакцию своего романа в 1980 году, после чего долго к нему не возвращался — писал повести, рассказы, пьесы. В 1992 году переписал его практически заново — в окончательный вариант вошел лишь один персонаж. Герои романа выбрали разные жизненные пути: Евсей отдает себя на волю судьбы, Серпина ищет почестей и злата на службе у некоего Департамента темных сил, а Лука делает все, чтобы приблизить триумф Добра на Земле. Герои вечны и вечен их спор — как жить? Ареной их противостояния становятся самые значительные, переломные моменты русской истории.


Прогулка под зонтиком

Рассказ опубликован в книге «Прогулки под зонтиком», издательство АСТ 2002 г., в книге «Игра в слова», издательство Время 2005 г., в авторском сборнике в серии «Библиотеке Огонька», 2008 г.


Читая Гоголя

Рассказ опубликован в книге «Игра в слова», издательство Время 2005 г., в авторском сборник в серии «Библиотека Огонька», 2008 г.


Принцип неопределенности

Николай Дежнев (Попов) — выдающийся современный писатель. Российские критики часто сравнивают его с Михаилом Булгаковым, зарубежные — с Кастанедой или Маркесом. И это неслучайно: реальность в его произведениях часто граничит с философией и мистикой.«Принцип неопределенности» — третья книга трилогии (первая — роман «В концертном исполнении», издавался в России, США, Франции, Германии, Испании, Голландии, Норвегии, Бразилии, Израиле и Сербии, вторая — роман «Год бродячей собаки», изданный в России). В них рассказывается о судьбах трех молодых людей, каждый из которых идет своей дорогой.В романе «Принцип неопределенности», как и в двух других, автор предлагает свою собственную концепцию устройства мира.


Уловка Усольцева

Рассказ опубликован в газете Московская Правда от 28 ноября 2008 г.


Рекомендуем почитать
На реках вавилонских

Картины, события, факты, описанные в романе "На реках вавилонских" большинству русских читателей покажутся невероятными: полузакрытый лагерь для беженцев, обитатели которого проходят своего рода "чистилище". Однако Юлия Франк, семья которой эмигрировала в 1978 году из ГДР в ФРГ, видела все это воочию…


Мой Пигафетта

Увлекательное, поэтичное повествование о кругосветном путешествии, совершенном молодой художницей на борту грузового судна. Этот роман — первое крупное произведение немецкой писательницы Фелицитас Хоппе (р. 1960), переведенное на русский язык.


Заполье. Книга вторая

Действие романа происходит в 90 — е годы XX века. Автор дает свою оценку событиям 1993 года, высказывает тревогу за судьбу Родины.


Ваш Шерлок Холмс

«В искусстве как на велосипеде: или едешь, или падаешь — стоять нельзя», — эта крылатая фраза великого мхатовца Бориса Ливанова стала творческим девизом его сына, замечательного актера, режиссера Василия Ливанова. Широкая популярность пришла к нему после фильмов «Коллеги», «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона», «Дон Кихот возвращается», где он сыграл главные роли. Необычайный успех приобрел также поставленный им по собственному сценарию мультфильм «Бременские музыканты». Кроме того, Василий Борисович пишет прозу, он член Союза писателей России.«Лучший Шерлок Холмс всех времен и народов» рассказывает в книге о разных событиях своей личной и творческой жизни.


Жители Земли

Перевод с французского Марии Аннинской.


Камертоны Греля

Автор: Те, кто уже прочитал или сейчас как раз читает мой роман «Камертоны Греля», знают, что одна из сюжетных линий в нём посвящена немецкому композитору и хормейстеру Эдуарду Грелю, жившему в Берлине в XIX веке. В романе Грель сам рассказывает о себе в своих мемуарах. Меня уже много раз спрашивали — реальное ли лицо Грель. Да, вполне реальное. С одной стороны. С другой — в романе мне, конечно, пришлось создать его заново вместе с его записками, которые я написала от его лица, очень близко к реальным биографическим фактам.


Деньги

Молодой преуспевающий английский бизнесмен, занимающийся созданием рекламных роликов для товаров сомнительного свойства, получает заманчивое предложение — снять полнометражный фильм в США. Он прилетает в Нью-Йорк, и начинается полная неразбериха, в которой мелькают бесчисленные женщины, наркотики, спиртное. В этой — порой смешной, а порой опасной — круговерти герой остается до конца… пока не понимает, что его очень крупно «кинули».


Анатом

Средневековье. Свирепствует Инквизиция. Миром правит Церковь. Некий врач — весьма опытный анатом и лекарь, чьими услугами пользуется сам Папа — делает ошеломляющее открытие: поведением женщины, равно как ее настроением и здоровьем, ведает один единственный орган, именуемый Amore Veneris, то есть клитор...В октябре 1996 г. жюри Фонда Амалии Лакроче де Фортабат (Аргентина) присудило Главную премию роману «Анатом», однако из-за разразившегося вокруг этого произведения скандала, вручение премии так и не состоялось.


Из Африки

От издателя:Карен Бликсен, датская баронесса, — одна из самых оригинальных писательниц XX века. Ее творчество уникально, поскольку сочетает в себе элементы самых разных жанров — от триллера до путевых заметок, от философской прозы до лирической комедии. «Из Африки» — главная ее книга, которая неоднократно выдвигалась на Нобелевскую премию; по ней Сидни Поллак снял одноименный фильм (Мерил Стрип, Роберт Редфорд, Клаус Мария Брандауэр), получивший «Оскара» в пяти номинациях.Этот роман — воспоминание о долгих годах, прожитых Бликсен в Африке, о приключениях, опасностях и, конечно же, людях, влюбленных, как и она сама, в этот странный, неповторимый, чарующий континент.


Столпы Земли

Англия, XII век. Смутное время, жестокая эпоха, необузданные нравы, падение моральных устоев… Добро и зло меняются местами и подчас становятся неотличимыми друг от друга. Грандиозная панорама самых темных лет в истории Англии — борьба за престол, междоусобные войны, предательство церкви, — и все это на фоне возведения великолепного готического собора.