Год бродячей собаки - [3]

Шрифт
Интервал

Андрей стиснул зубы, резко сел, вытряхнул из пачки сигарету. Нет, рисовать Любку нужно грубо, чтобы все как в жизни, рисовать жирной пастелью, без нюансов и проработки деталей. Кому они нужны, эти детали?! Он чиркнул спичкой, прикурил из сложенных лодочкой ладоней. Крупинки табака лезли в рот. Человека, вообще, лучше разглядывать издалека, а если уж допускать к себе, то только в гомеопатических дозах! Тогда, возможно, еще останется прозрачная, как акварель, надежда, останется иллюзия существа тонкого и прекрасного. Разве может быть в жизни что-то лучшее, чем неведение!..

Сидевший под чахлым топольком Шаман улыбался, щурил и без того узкие, раскосые глаза, пощипывал корявыми пальцами редкие кустики усов.

Не меняя картинной позы, Любка медленно повернула голову, бросила томный взгляд на сидевших на лужайке мужчин.

— Павлик! — позвала она, голос переливался, звучал игриво. — Я сейчас подумала: женить тебя надо, вот что! И чем раньше, тем лучше, а то совсем уже по-истаскался, такого тебя не каждая возьмет…

Тезка пионера-предателя густо покраснел. Любка выплюнула свою травинку, сползла с капота рыдвана. Платьишко ее задралось, обнажив дебелое бедро. Легким движением Любка одернула тонкую материю, грациозно ступая по земле, направилась к смотревшему на нее во все глаза Морозову.

— А правда, Павлик, посватайся ко мне! — женщина погладила парня по растрепанным русым волосам. — Бросим с тобой пить, ты станешь работать, возьмешь меня на содержание. А я пойду — почему бы не пойти! Ну а Шаман?.. Шаман будет посаженым отцом, или лучше посаженным?.. — Любка перенесла ударение на второй слог, засмеялась. — Ладно, Морозов, не переживай, шучу!

Она со вздохом повернулась к Мырло.

— Ну а ты, философ хренов, ты-то что зенки вылупил? Сидишь набычившись. А ведь это нам надо горюниться — не тебе. Ты с дружками, стойкими марксистами, свое дело сделал — загнал всех нас в задницу, так что одни уши наружу торчат. Да и на те лапшу вешаете… Радетели народные, вашу мать! Ты же нас уму-разуму учил, значит, наперед знал, как все обойдется. Ну, что молчишь, троцкист недобитый? А, между прочим, как водку жрать, — тут ты первый! Лакаешь в два горла и все норовишь задарма…

Глаза женщины недобро сверкнули. Мырло криво улыбнулся, сделал вид, что слова ее касательства к нему не имеют.

— Умная ты, Любка, баба, слов много знаешь, а вот расставить их правильно не умеешь. — Благостно сложив на худом животе руки, доцент склонил голову набок. — А ведь жизнь, Любаша, она шире всяческих схем. Угнетение и закабаление трудящихся женщин в капиталистических странах есть проявление звериного оскала империализма, в то время как мы — и ты, Люба, тому пример — вырастили жизнеспособное поколение борцов за светлое будущее…

Любка не дослушала, безнадежно махнула рукой.

— Замочить его, что ли? — Шаман выжидательно посмотрел на Мырло, будто прикидывал, как сподручнее осуществить свое намерение.

— Не, Шам, не стоит, пусть себе трендит, — вступилась за философа-ленинца женщина. — С прибаутками веселее жить, а то от ваших постных рож про-сто-таки тянет в петлю. Ну, Мырло, загни нам что-нибудь эдакое, чтобы чертям в аду жарко стало!

— Как скажешь, — Шаман пожал широкими плечами, поднес к толстым губам коротенькую сигаретку. Его плоское лицо выражало полнейшее равнодушие.

От такого поворота событий Мырло оживился, потер одну о другую костлявые руки.

— Вот и славненько… КПСС! Нам, друзья мои, казарменный коммунизм ни к чему, мы с культом личности покончили еще на двадцатом съезде…

На всякий случай философ поднялся с земли, пересел поближе к Морозову и уже оттуда продолжал свою речь.

— Как учил нас вождь мирового пролетариата, — он выкинул руку ладонью вперед, — вчера было рано, завтра будет поздно, так что не послать ли нам Павлика за бутылкой? И никаких компромиссов с соглашателями!

При слове «бутылка» тезка пионера-героя встрепенулся. Ему и без майских тезисов Мырло было непонятно, чего, собственно, все ждут. Теперь же, когда предложение прозвучало, Павлик совсем растерялся от охватившей его собупыльников пассивности. Всем своим бодрым, энергичным видом юноша демонстрировал, что не сочтет за труд слетать на «Беговую», где во всю длину платформы теснятся водочные ларьки; однако, никто из присутствующих не выражал готовности разделить с ним предстоящую радость. А как было бы славно, как упоительно хорошо взять сейчас сосисочку с горчичкой, налить в стакан прозрачную, как слеза, и замереть на выдохе, превратившись в предвкушение!.. Однофамилец пионера-героя тяжело сглотнул, облизал по-детски полные губы. Впрочем, если так уж хреново с финансами, можно и без сосисочки, можно и черной горбушечкой занюхать…

Павлик ладонью утер мокрый рот и попытался выразить владевшее им чувство словами. Их оказалось четыре:

— Ну, это, как его… — он обвел взглядом сотоварищей. — Может, я того, а?..

Народ безмолвствовал. Закончив изучать собственные руки, Мырло перешел к детальному рассмотрению потертостей висевшего на нем пиджака. Занятие это настолько увлекало, что он не счел возможным прерваться, чтобы встретить пытливый взгляд юноши. Восседавший под деревом Шаман лениво покуривал, как если бы все происходившее перед его блестящими глазами было чистейшей воды иллюзией, и не имело к нему ровно никакого отношения. Любка, у которой деньги отродясь не водились, лишь недоуменно пожала плечами, с загадочной улыбкой поистаскавшейся Джоконды потерла большой палец об указательный. Оставался Андрей, но и он отсутствующе смотрел в железнодорожную даль, не проявляя желания прийти на помощь доискивающемуся правды жизни Морозову.


Еще от автора Николай Борисович Дежнев
Дорога на Мачу-Пикчу

Николай Дежнев — выдающийся современный писатель. Российские критики часто сравнивают его с Михаилом Булгаковым, зарубежные — с Кастанедой или Маркесом. И это неслучайно: реальность в его произведениях граничит с философией и мистикой. «Дорога на Мачу-Пикчу» — глубокий роман о ценностях жизни человека, реалистическое, полное юмора и фантазии повествование о его внутреннем мире, о путешествии на границу двух миров. «Мачу-Пикчу» — это символ, поразивший воображение ребенка, поверившего, что, как бы трудно ему ни пришлось, есть такое место на Земле, где можно быть самим собой и обрести счастье…


В концертном исполнении

Николай Дежнев закончил первую редакцию своего романа в 1980 году, после чего долго к нему не возвращался — писал повести, рассказы, пьесы. В 1992 году переписал его практически заново — в окончательный вариант вошел лишь один персонаж. Герои романа выбрали разные жизненные пути: Евсей отдает себя на волю судьбы, Серпина ищет почестей и злата на службе у некоего Департамента темных сил, а Лука делает все, чтобы приблизить триумф Добра на Земле. Герои вечны и вечен их спор — как жить? Ареной их противостояния становятся самые значительные, переломные моменты русской истории.


Прогулка под зонтиком

Рассказ опубликован в книге «Прогулки под зонтиком», издательство АСТ 2002 г., в книге «Игра в слова», издательство Время 2005 г., в авторском сборнике в серии «Библиотеке Огонька», 2008 г.


Читая Гоголя

Рассказ опубликован в книге «Игра в слова», издательство Время 2005 г., в авторском сборник в серии «Библиотека Огонька», 2008 г.


Принцип неопределенности

Николай Дежнев (Попов) — выдающийся современный писатель. Российские критики часто сравнивают его с Михаилом Булгаковым, зарубежные — с Кастанедой или Маркесом. И это неслучайно: реальность в его произведениях часто граничит с философией и мистикой.«Принцип неопределенности» — третья книга трилогии (первая — роман «В концертном исполнении», издавался в России, США, Франции, Германии, Испании, Голландии, Норвегии, Бразилии, Израиле и Сербии, вторая — роман «Год бродячей собаки», изданный в России). В них рассказывается о судьбах трех молодых людей, каждый из которых идет своей дорогой.В романе «Принцип неопределенности», как и в двух других, автор предлагает свою собственную концепцию устройства мира.


Уловка Усольцева

Рассказ опубликован в газете Московская Правда от 28 ноября 2008 г.


Рекомендуем почитать
Расписание

Я впервые увидел Дмитрия Вачедина в Липках, на мастер-классе «Знамени». В последние годы из Германии приходит немало русских прозаических и поэтических текстов. Найти себя в русской прозе, живя в Германии, довольно трудно. Одно дело — воспоминания о жизни в России, приправленные немецкими бытовыми подробностями. Или — попытка писать немецкую прозу по-русски. То есть — стилизовать по-русски усредненную западную прозу… Но как, оставаясь в русском контексте, писать о сегодняшнем русском немце?Вачедин лишен ностальгии.


Гусеница

Рассказ «Гусеница» — одно из самых удачных произведений Дмитрия Вачедина. Сюжет строится на том, что русский мальчик ревнует маму к немцу Свену (отсюда в сознании ребенка рождается неологизм «свиномама»). Повествование ведется от третьего лица, при этом автор удивительным образом словно перевоплощается в мир маленького Миши, подмечая мельчайшие детали — вплоть до «комнаты, из-за своей треугольности как бы стоящей на одной ноге» и двери, которая «шатаясь и проливая кровь, поддается». Герой Вачедина как бы служит объектом для исследований, которого искусственно привнесенные в жизнь обстоятельства — семейные, социальные, но чаще связанные со сквозным мотивом эмиграции — ломают: так, ребенок в финале вышеназванного рассказа навсегда утрачивает русскую речь и начинает говорить только по-немецки.Борис Кутенков.


Большая Тюменская энциклопедия (О Тюмени и о ее тюменщиках)

Мирослав Маратович Немиров (род. 8 ноября 1961, Ростов-на-Дону) — русский поэт, прозаик, эссеист, деятель актуального искусства. Главное сочинение Немирова — фундаментальная «Большая Тюменская энциклопедия» («О Тюмени и о её тюменщиках»).Цель, ставимая перед собой издателем-составителем — описать словами на бумаге абсолютно все, что только ни есть в Тюмени (люди, дома, улицы, заведения, настроения умов, климатические явления, события, происшествия, и проч., и проч.) + описать абсолютно все, что имеется в остальной Вселенной — в приложении к городу Тюмени и/или с позиций человека, в ней обитающего: Австралию, Алгебру, жизнь и творчество композитора Алябьева, книгу «Алиса в стране чудес», и т. д., и т. п.[Примечания составителя файла.1. В этом файле представлена устаревшая версия 7.1 (апрель 1998), которая расположена на сайте ЛЕНИН (http://imperium.lenin.ru/LENIN/27/nemirov/intro-izda.html)


Болеро

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Туфли (рассказы)

Полина Клюкина не пишет про любовь полов своего поколения. Она пишет про поколение своих родителей. Её короткие рассказы заставляют сопереживать и бередят душу. Наверное, от того, что в них нет стандартных сюжетных схем, а есть дыхание жизни. В 2009 году она стала финалистом Независимой литературной премии «Дебют».


Шахразада

Нагиб Махфуз (1911 г. — 2006 г.) — выдающийся египетский писатель, основоположник современной арабской литературы, лауреат Нобелевской премии, автор трех десятков романов и двенадцати сборников рассказов. В 1988 году Нагиб Махфуз награжден Нобелевской премией «за реализм и богатство оттенков арабского рассказа, которые значимы для всего человечества».«Великий египтянин» и истинный гуманист, близкий как простым людям, так и интеллектуалам, Махфуз был не только блистательным писателем, но и удивительным человеком.


Деньги

Молодой преуспевающий английский бизнесмен, занимающийся созданием рекламных роликов для товаров сомнительного свойства, получает заманчивое предложение — снять полнометражный фильм в США. Он прилетает в Нью-Йорк, и начинается полная неразбериха, в которой мелькают бесчисленные женщины, наркотики, спиртное. В этой — порой смешной, а порой опасной — круговерти герой остается до конца… пока не понимает, что его очень крупно «кинули».


Анатом

Средневековье. Свирепствует Инквизиция. Миром правит Церковь. Некий врач — весьма опытный анатом и лекарь, чьими услугами пользуется сам Папа — делает ошеломляющее открытие: поведением женщины, равно как ее настроением и здоровьем, ведает один единственный орган, именуемый Amore Veneris, то есть клитор...В октябре 1996 г. жюри Фонда Амалии Лакроче де Фортабат (Аргентина) присудило Главную премию роману «Анатом», однако из-за разразившегося вокруг этого произведения скандала, вручение премии так и не состоялось.


Из Африки

От издателя:Карен Бликсен, датская баронесса, — одна из самых оригинальных писательниц XX века. Ее творчество уникально, поскольку сочетает в себе элементы самых разных жанров — от триллера до путевых заметок, от философской прозы до лирической комедии. «Из Африки» — главная ее книга, которая неоднократно выдвигалась на Нобелевскую премию; по ней Сидни Поллак снял одноименный фильм (Мерил Стрип, Роберт Редфорд, Клаус Мария Брандауэр), получивший «Оскара» в пяти номинациях.Этот роман — воспоминание о долгих годах, прожитых Бликсен в Африке, о приключениях, опасностях и, конечно же, людях, влюбленных, как и она сама, в этот странный, неповторимый, чарующий континент.


Столпы Земли

Англия, XII век. Смутное время, жестокая эпоха, необузданные нравы, падение моральных устоев… Добро и зло меняются местами и подчас становятся неотличимыми друг от друга. Грандиозная панорама самых темных лет в истории Англии — борьба за престол, междоусобные войны, предательство церкви, — и все это на фоне возведения великолепного готического собора.