Гоблин – император - [137]

Но на семью были наложены суровые штрафы, и их Майя оспорить не мог. Лишившись значительных доходов Чавара, Дом возвращался в ряды мелкопоместного дворянства вроде Нелада, Данивада и всех прочих. И Наревис вместе с ним, ведь он даже не был наследником своего дяди.

Удержанный от сэппуку, виконт Чавел предложил остаться при дворе, чтобы, находясь под императорским надзором, убедить двор в своей непричастности к предательству. Майя так же вежливо отказался и от этого предложения, и благодарный виконт Чавел начал долгий и неприятный процесс консервации дворцовых апартаментов Чавада. Большая часть мебели и картин была направлена прямиком в аукционный дом Сето, где, надеялся Майя (возможно, с некоторой долей злорадства), они будут куплены гоблинскими торговцами, которых столь откровенно презирал Чавар.

Следствие заканчивалось, и Майя не винил Чавела за его панические заверения в невиновности, доставляемые пневмопочтой чуть ли не каждый час; конец им положил ответ с личной печатью Императора. Он так же не винил виконта за желание избежать второй аудиенции; обе стороны достаточно потрепали друг другу нервы на первой. Но виконту хватило жестокости отправить Наревиса лично сообщить Императору, что Чавада, наконец, покидают Унтеленейс.

Возможно, это была намеренная жестокость. Виконт Чавел оказался честен и верен, но не было гарантии, что он не походит на своего брата во всех прочих отношениях.

Наревис, осунувшийся и бледный, с уныло обвисшими ушами, был одет в платье столь же потертое, в каком Майя впервые явился ко двору. Его личный гардероб так же отправился в аукционный дом. Майя вспомнил Сетериса в первые недели в Эдономее, мрачно углубившегося в изучение счетов от продажи своей одежды.

Наревис быстро и почти равнодушно прочел традиционную формулу прощания, а затем замолчал. Впервые за время их знакомства, он, казалось, испытывал неловкость; его уверенность испарилась вместе с властью отца.

Не совладав с собственным горем и сожалением, Майя выпалил:

— Нам очень жаль.

Прежде, чем эти слова сорвались с его губ, он уже знал, что ведет себя неправильно. Они прозвучали так, словно Майя извинялся перед Наревисом, а ведь даже последний гоблин знал, что Император не извиняется за чужую измену.

Уши Наревиса обвисли еще больше, и он пробормотал:

— Ваше Высочество, вы не должны сожалеть.

— И все же мы сожалеем, — упрямый в своем стремлении к правде, возразил Майя и добавил. — Мы были в таком же положении, как вы сейчас.

Наревис широко распахнул глаза, на секунду став похожим на своего отца. Наконец он медленно выговорил:

— Вы единственный человек, по-прежнему готовый признать себя нашим другом. Спасибо, Ваше Высочество.

— Просто они боятся, — сказал Майя, вспомнив веселых и нарядных молодых людей в гостиной Чавада, не желающих говорить ни о чем, кроме охоты.

— Так же, как и мы, — ответил Наревис, его голос прозвучал не громче шепота.

Любые слова утешения прозвучали бы лживо и не принесли бы облегчения. Они оказались в странной ловушке: все, что мог сказать один из них, неизбежно причинило бы боль другому, и Майя сделал единственное, что мог. Он отпустил Наревиса, и тот удалился с опущенными плечами и ушами, больше похожий на побитую собаку, чем на недавно столь блестящего придворного. Майя ненавидел Чавара за то, что тот сотворил с собственным сыном. Ненавидел и был рад, что бывший лорд-канцлер проведет остаток жизни в нищей усадьбе, где будет обузой для всех Чавада.

* * *

Но Шевеан была проблемой Дома Драхада, и вопрос ее содержания и охраны предстояло решить самому Майе. С помощью Цевета был составлен и подробно рассмотрен перечень всей недвижимости Драхада. Он, не раздумывая, отверг Исварое и Эдономею, а так же решил, что Сеторея располагается слишком близко к столице и главной усадьбе Рохетада. Варенечибелу, мрачно подумал он, повезло, что Арбелан сохранила верность престолу.

В конце концов, поместья Драхада были разбросаны по всему Этуверацу, и Майя мог отправить ее практически в любую точку страны. В конце концов он остановился на Бакорее в северном Че-Четоре — не из мести, хотя Бакорея находилась в непосредственной близости к монастырю, куда Чавар с Шевеан планировали отправить его самого — но потому что поместье было почти полностью самодостаточным. Любые чужаки, а Майя помнил это по собственному опыту жизни в Эдономее, будут немедленно замечены, и Шевеан не сможет ни сбежать, ни отправлять тайных посланий. Правда, жилые помещения там считались неудобными и некомфортабельными, но Майя не мог заставить себя позаботиться об удобствах родственницы.

Его больше беспокоило, как воспримут эту новость дети. Он принес карту в детскую гостиную и показал Идре, где именно находится Бакорея.

— К ней там будут хорошо относиться, — неловко пояснил он. — Слуги усадьбы привыкли к ссыльным дворянам, они постоянно жили там еще со времен правления моего отца, и у нее будет Осмин Бажевин для компании.

— Осмин Бажевин не принимала участия в заговоре, — сказал Идра.

— Но знала о нем и не сделала ничего, чтобы остановить его, — возразил Майя. — Твоя мать глумилась над ее молчанием, и она позволяла над собой глумиться.