Гобелен с пастушкой Катей. Книга 6. Двойной портрет - [5]

— А я бы… — Катя поняла, что заигрывается и вовремя остановилась.

— Да я уж знаю, — подхватила миниатюрная искусительница. — Тебе только позволь, с такими-то глазками, она ещё добродетель строила из себя, видали! А бесы в глазах так и прыгают, так и скачут! Что, котёнок мой Катенька, скучно жить, как положено? Сознайся!

— Уже сознавалась, Любовь Борисовна, но никак не пойму, — засмеялась Катя и вновь остановилась.

— Как я из тебя секреты вынула, да? — со смехом ответила адвокатесса. — То, что я всех насквозь вижу — это от Бога или от натуры, как тебе больше нравится. А что умею навести на признание — чистая профессия.

Катя, надо признаться, сидела в доме адвоката-искусителя довольно долго и полностью прониклась атмосферой. От ее бизнес-настроений и легкой официальности не осталось и следа. Напуганная и отчасти предупрежденная, она заявилась в гости, до предела наряженная и искусно подмалеванная, но не прошло и получаса, как всё переменилось почти волшебным образом. Никакого дела не получалось, выходила одна потеха — пока.

Уже сиреневый пиджак с черными вклейками валялся среди диванных подушек, а туфли сбросились под вешалку. Потому что чай с баранками гостья и хозяйка сервировали вместе и пили вприкуску. Катя со вкусом продемонстрировала, как надлежит пить чай из блюдца по всем правилам искусства, держа его в розетке из растопыренных пальцев. Наверное, редкое умение сошло за экзамен на профпригодность. Придирчивая старая дама Любовь Борисовна Катю одобрила и собиралась дать Кате поручение, в котором отказывала работникам сыскной конторы «Аргус», включая шефа конторы, Отче Валентина. Что было для Кати, разумеется, очень лестно.

— Так вот, я, деточка Катя, просто не знаю, как с тобой надо работать, — сообщила Любовь Борисовна. — Трудный случай ты у меня. Другому дала поручение в зубки — и оно побежало! А тебе, надо думать, стоит выложить предварительное заключение. Или не стоит, вот в чём вопрос. Но я вот что сделаю, слушай сюда внимательно. Начинаю тебя грузить, потом попробую сообразить, где остановиться. Тогда дам чёткое поручение, идет?

— Вопросы задавать позволено? — поинтересовалась польщенная Катя. — По ходу дела, если вдруг не врублюсь?

— Ну и лексика у вас, молодая дамочка, жена живописца, — обронила Любовь Борисовна. — Но ничего стерпим, терпели не такое, у нас тут вообще клиенты на лагерном жаргоне изъяснялись в натуре. И ничего. Ладно, поехали, повесь ушки на гвоздик внимания. У меня имеется ещё одна любимая девочка, почти клиентка, твоя ровесница, может, чуть постарше, Тамарочка зовут. Знаю её с пеленок, племянница моей старой подружки, мы бегали танцевать в Дом офицеров во дни незабвенной молодости, производили фурор два раза в неделю, поскольку обе были ошеломительные красотки. Если не веришь — глянь на портрет над собой. Убедилась? Ну, вот Евка была ничуть не хуже, только цвета другие, пламенно-яркие. Ладно, вернемся к делу, хоть и неохотно. Тамарочка у Евки всегда была за родную дочь, не меньше того, и девчонка отвечает взаимностью. Вернее отвечала до самого последнего момента. И вдруг исчезла без звука, сбежала, как Золушка с танцев. Ну, это я конечно перебираю, она не совсем без шариков, Тамарка-то. Всё вообще-то честь по чести. Мужу оставила записку, детям звякнула по звоночку, старенькой тёте Еве отбила телеграммку, та забралась на дачу и дышит кислородом. Телеграммку Ева процитировала, но сама в позорной панике, ей мнится, что под спудом кроется что-то нехорошее. Что могла бы девочка Тамарочка перед тем, как сгинуть, подъехать к тёте Еве и доложиться. Ровно половина этих бредней — сплошная мания величия. Мол, как же обошлись без ценного совета. Но вторая половина мне нравится меньше. И муж, и детки, как сговорились: или молчат, стиснув зубы, или делают отдаленные намеки, что жена и мать их свихнулась на старости лет, сбежала с кавалером, в последнем приступе молодости.

— Основания у них какие? — открыла рот Катя. — Веские или иные?

— Вот это ты и вынь, котеночек мой! — торжественно заявила адвокатесса и приоткинулась на спинку стула. — У меня есть другая догадка, тебе о ней ничего не надо, но вот прощальные слова и записки Тамарочки ты пособирай, ладно?

— Это всё? — с известной долей провокации спросила Катя.

— Ну не капризничай, котёнок, мало не покажется, — успокоила Любовь Борисовна. — Ты мне записку принеси, которую для мужа, а там посмотрим, как дело пойдёт. Причем, предупреждаю, он не даст.

— Это как это? — искренне удивилась Катя. — Я приеду, а он не даст?

— Ни в коем разе, сам отказал наотрез по телефону, лично мне — радостно подтвердила старушка. — Хоть тресни. Но даст копию и в оригинал позволит глянуть, об этом имеется твердая договоренность.

— Ой, как сложно у вас! — восхитилась Катя. — Он в уме или как?

— Это ты тоже проверь, не без того, — туманно разъяснила Любовь Борисовна. — Стыдится бедолага по-чёрному, в особенности родных и друзей дома. Вот была у него супруга Тамара и враз вышла вон. Ему обидно до слёз, а тут к нему с глупостями пристают: как сбежала, куда сбежала, записку покажи и т. д. и т. п. Оно понятно.