Гностики, катары, масоны, или Запретная вера - [32]
В Персидской империи преследования, от которых пострадал сам Мани, оказались в целом значительно слабее. Манихейство процветало там до тех пор, пока империя не рухнула в седьмом веке. Захватившие эти области арабы-мусульмане некоторое время терпели манихейство, но утвердившийся халифат Аббасидов с центром в Багдаде начал жестокие преследования секты. При всем при этом манихейство продолжало сохраняться в Месопотамии вплоть до десятого века.
Наиболее успешно манихейство утвердилось в Центральной Азии. Манихейские миссионеры осваивали шелковые пути, энергично соперничали с несторианским христианством и буддизмом и достигли даже границ Китая. В 762 году уйгуры, представлявшие собой доминирующую силу в Центральной Азии, приняли манихейство в качестве своей официальной религии.
Они даже принуждали подвластные им народы принимать веру Мани. Китайцев уйгуры понудили воздвигнуть два манихейских храма в своей империи.
Такое положение дел продолжалось недолго. Когда Уйгурская империя рухнула в 840 году, манихейство оказалось без поддержки официальных кругов. Китайцы начали преследование манихейцев. Последние высмеивались как вегетарианцы и дьяволопоклонники. Однако манихейство продолжало существовать в Китае, особенно в прибрежных районах провинции Фуцзянь. По сути, это последняя область, где продолжали сохраняться остатки религии. Разрозненные элементы манихейства функционировали под личиной секретных обществ вплоть до семнадцатого века.
Так, за всю свою историю религии Мани удалось обрести определенную полноту секулярной власти лишь на короткий период в Центральной Азии. Судьба этого амбициозного, но неудачливого течения указывает на важность политического спонсорства для продвижения какой бы то ни было религии. Чем стало бы христианство, не приди ему на помощь в четвертом веке нашей эры Римское государство? Насколько территориально далеко продвинулся бы ислам, не начни мусульмане насаждать его мечом? Такие столь различающиеся между собой религии, как иудаизм, буддизм, даосизм и конфуцианство, — все они выиграли от поддержки со стороны секулярной силы в ключевые моменты своей истории. Вере Мани судьба не столь благоволила.
Конечно, тут играли свою роль и другие факторы. Одним из них являлось соперничество ряда религий в Западной Азии — месте возникновения манихейства — за благосклонность к ним со стороны светских властей. Кроме того, нельзя не обратить внимание на то, что фундаментальная ориентация религии Мани по отношению к миру также должна была оказать решающее влияние на ее судьбу. Манихейство представляло собой довольно суховатое вероисповедание; его приверженцам надлежало воздерживаться от того, чтобы давать еду нищим, поскольку это увековечивало бы закабаление искр Света в телах низших созданий. Подобное отношение, очевидно, придавало манихейству достаточно неприглядный образ, что, в общем, препятствовало его успеху. Для того чтобы прочно утвердиться, религии следует достичь точно выверенного баланса между готовностью указывать на иную реальность и склонностью демонстрировать слишком явное презрение к этой. Если вера начинает слишком дистанцироваться от этого мира, то она рискует в нем погибнуть.
Все же религия Мани оставила после себя много следов. На Востоке прослеживается ее влияние на даосизм и тибетские религии. На Западе Блаженный Августин отвергал манихейство, но самому ему так и не удалось полностью избавиться от манихейского радикального дуализма, которому он помог перейти в католичество в таких, к примеру, формах, как идея первородного греха. Эта доктрина, впервые сформулированная Августином, не поддерживалась христианством в первые века его существования; до сих пор православная церковь так и не приняла ее.
При всей своей неуловимости манихейство как умонастроение обладает высокой жизнеспособностью. Покойный Фредерик Шпигельберг, профессор религиоведения в Стэнфордском университете, любил повторять, что большинство людей являются манихейцами, не зная того. В своей книге «Живые религии мира» Шпигельберг пишет:
«Сегодня манихейство нигде не существует как исповедуемая религия или практикуемый культ, но оно завоевало подсознание современного человека… В какой степени пуританская, ригористичная этика является христианской, основанной на доктринах Иисуса Христа, и в какой степени она основывается на манихействе, на страхе тела, инстинктов и естественных склонностей человека [?]…Являемся ли мы христианами с манихейским подсознанием или же манихейцами с христианским подсознанием?»
Конечно, Мани нельзя обвинить во всех проявлениях дуалистического мышления, имевших место в истории. Привычка резко разграничивать мир на хорошее и плохое, на черное и белое, по-видимому, укоренена в самой структуре наших мозгов. Но комментарии Шпигельберга напоминают нам о том, сколь всепроникающим оказывается такое умонастроение. По-видимому, даже многим изощренным мыслителям приходится бороться с тем, чтобы оно не одолело их. Но поскольку религия Света усовершенствовала, отточила подобный взгляд на вещи, то дуализм добра и зла, черного и белого стали называть «манихейским».
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.