Гном - [29]

Началось с глупейшего, по сути, эпизода, когда поступил сигнал о плохом качестве двигателей одного из заводов, совершенно обычное, рутинное дело, не его, в конце концов уровня, а потом он вдруг понял, что донос этот преследует совершенно конкретную цель: чтобы двигатели в его часть поступали непременно с 17-го завода. Мелочь эта не остановила на себе его особого внимания, сохранившись где-то на самом краешке сознания, пока, месяца через три без малого, не всплыла еще более нелепая жалоба на снабженца, который якобы по знакомству снабжал двигателями 17-го завода избранных потребителей, отгружая остальным, что останется, то есть изделия всех прочих заводов. И тогда – это он, Сталин! — начал со всей осторожностью собирать информацию, и ни разу не вынес ее на обсуждение с ближним кругом. Так же, как ни разу не обратился за сведениями дважды к одному и тому же человеку. Только к тем, кто друг друга не любит, только к тем, кто не общается, либо же к тем, кто не имеет своего значения. Картина сложилась столь же невероятная, сколь и вопиющая. Рекламации – ни одной рекламации. Выполнение плана – неизменно. Повышенный – выполнили. Встречный – выполнили. В ознаменование – выполнили. Наверное, приписки? Нет сигналов. Планы заниженные? Никак не выходит, из численности рабочих чуть ли не наоборот, "вешают" все, что не успевают другие. Привилегированное снабжение? Нет данных. В смысле – нет по результатам реально проведенного выяснения. Хотя бы штурмовщина в конце года-месяца-квартала – есть? Просто нет. Никаких прорывов, авралов, вредительства, даже самых обыкновенных аварий, остановок производства, перебоев с поставками. У всех есть, потому что не от себя, от поставщиков зависит, — а у них нет. Что ни спроси, — ничего нет! Неужели совсем ничего нет? Есть, как не быть: многовато детей врагов народа и всякого рода бывших. Что характерно – именно детей. Сплошь женские имена, ни одной старше девятнадцати-двадцати, — слава богу, хоть что-то, по-человечески понятное. Еще несколько персонажей из прежней жизни, извлечены со спецпоселений в качестве ценных специалистов… впрочем, все народ-то безобидный, никому особо не нужный, да к тому же еще в возросте. Откровенно говоря, так плюнуть и растереть, тоже нету ничего!

Здесь то забавно, что бдительные товарищи на заводе действительно нашлись, сигнализировали по персоналиям, и дело 17-го завода действительно выделили из общего ряда бдительные сотрудники товарища Ежова, только сам он об этом не имеет никакого понятия и на ходу выдумал, выходит, чистую правду. Подобные казусы в высшей степени соответствовало своеобразному чувству юмора товарища Сталина и очень его веселили, когда он вот так, в одиночку, без свидетелей работал. Но тут было не до веселья, не будь он таким атеистом, то сказал бы, что дело явственно попахивает серой, впору креститься, а на деле Никто, Ничего Не заметил!

Собственно, тут может быть только два варианта. Либо там действительно все в полнейшем порядке, тишь, гладь и божья благодать, только ангелы небесные не летают. Либо все ЧП перекрываются от постороннего мира так плотно, что не может просочиться ни один, даже самый пронырливый слух. И то, и другое, разумеется, совершенно невозможно, но второй вариант уж больно противоречит той тихой, но совершенно реальной ожесточенной грызне, которую ведут за моторы этого предприятия авиазаводы и летуны всех мастей. Да, но это же совершенно невозможно… Но есть специалисты и по таким делам. И специалистки. Самое по ней дело.

В кабинете царил полумрак, по мнению хозяина очень подходивший по характеру для предстоящего разговора. И хозяин здесь был не просто хозяин, но – Хозяин.

— Давно не виделись, товарищ Стрелецкая, — проговорил он каким-то домашним, доверительным голосом, обзначая сумеречную гостью, лицо которой было сейчас едва видно, — докладывайте. Прежде всего то, что вам самой показалось особенно важным. Но сперва ответьте на главный вопрос, как мы договаривались, помните? Кто на этом заводе является главным?

— Товарищ Сталин, положение, сложившееся на заводе, является настолько необычным, что простой ответ на вопрос о ключевой фигуре практически ничего не даст.

— Продолжайте, — кивнул хозяин кабинета, — если надо, говорите подробнее. Я послушаю.

— Директор на этом заводе является настоящим директором. Распоряжается хозяйством, ресурсами и персоналом, все его распоряжения не оспариваются и неукоснительно выполняются. Это чистая правда. Далее. Главный конструктор Макулин, чей мотор.

— Его конструкция?

— Бывшая "Испано-Сюиза". Но заказчики говорят, что на треть мощнее, в полтора раза легче и во много раз надежнее. Во сколько – никто не знает. Шутят, что сломать можно только специально. Это тоже правда.

— Продолжайте.

— Главный технолог Свирский. Владеет ситуацией, ни на кого свои обязанности не сваливает. Занят с утра до ночи, и все по делу. Умело определяет узкие места и еще только назревающие проблемы.

— И это тоже чистая правда, я понял. Кажется, ничего необычного?

— Да, товарищ Сталин. Необычное начинается потом. Все детали для сборки производятся на заводе, на так называемом "опытно-поточном производстве", которое постоянно расширяется. Сейчас многие нормали производятся и для других заводов. Всем, что касается серийного производства, там заправляет некая Морозова Карина Сергеевна, двадцатого года рождения, дочь сектанта-толстовца, который был арестован и ликвидирован почти шесть лет тому назад.