Гнездо аиста - [88]

— Не нравится мне это, — сказал Канадец.

— Почему? — вяло спросил Павел. — Тут ведь нет ничего такого, о чем бы не говорилось у нас постоянно.

Он тоже не знал, что и думать. Так же как и Петричко, и Иван, как все в Трнавке. Содержание листовки его удивило. Читая ее, он ощутил неприятный холодок на спине.

— Это им будет на руку! — сказал Канадец. — Но я не вижу тут ни капли здравого смысла. А листовка часом не фальшивка?

— Нет, все было напечатано в «Правде».

— Значит, какая-то странная тактика, которую придумали наверху, и от нее нам не поздоровится. Да пошли они знаешь куда?! — сказал он презрительно. — С самого начала следовало ожидать, что у нас исхитрятся все испоганить.

— И что же ты собираешься делать? — спросил Павел.

— Что угодно, только не поднимать руки вверх.

Павел, разморенный усталостью и жарой, задумчиво глядел вдаль. Ему было лень даже пошевельнуть языком.

— Ладно. Давай запрягать, — сказал он после минутного молчания. Губы его искривила усмешка. — А что, твоя не придет?

— Мальчишка у нас заболел, — сказал Канадец, настороженно взглянув на Павла.

— А если бы он не заболел? Если бы не лежал в постели?

— Пошел ты куда подальше, — разозлился Канадец и сплюнул.

Иван, весь взмокший от пота, вышел со двора Зитрицкого и побрел по пыльной, прокаленной солнцем площади, а мужики и бабы молча наблюдали за ним. Стоя на крылечках, они провожали его взглядом.

По другую сторону ручья бежал Иожко. Он жестикулировал, пытался что-то объяснить Ивану, но тот не понимал его.

Чего они хотят от меня? — думал он. Тишина вызывала у Ивана беспокойство. Его не покидало чувство, что в деревне следят за каждым его шагом и он не может никуда укрыться. А теперь во все глаза смотрели за ним не только деревенские, а еще и эти несчастные портреты. Первым вывесил в окне портрет президента Бошняк. Теперь они висели повсюду. Ивану казалось, что и Запотоцкий тоже не спускает с него глаз.

Около дровяного сарая, возвышавшегося над низким забором, стоял Войник — ровесник Ивана — и прибивал к дощатой стене портрет президента. Фотография была вырезана из старой, измятой газеты.

— Ферко? И ты тоже? — сказал Иван. — Что это тебе взбрело в голову?

— Что тут особенного, если я хочу повесить портрет президента? — спросил Войник. — У тебя дома разве нет его?

— Но ты его вывесил только сейчас, а это кое-что означает. Ну и чего ты этим достигнешь? Ведь ты же член партии, — со вздохом сказал Иван.

— Я люблю и уважаю нашего президента. А ты разве нет?

Иван повернулся и побрел дальше.

У пожарного сарая стояло несколько женщин, громче всех говорила Зузка Тирпакова. Иван всмотрелся в их лица. Ждут меня, понял он. Определенно ждут меня. Он направился к ним, но почувствовал, что походка его вдруг стала какой-то скованной.

— Вот он! — крикнула Зузка.

— Уж не на работу ли вы собрались, бабоньки? — неловко попробовал он пошутить. — Половина нашего зерна уже отправилась в тартарары. Но это же не значит, что надо бросить на поле другую половину урожая. Никому от этого проку не будет.

Мы могли бы договориться, мысленно убеждал он себя. Я же их давно знаю. В эту страдную пору обычно даже на сон времени не хватало. Мы могли бы договориться и спасти то, что еще можно спасти.

— И мы так думаем, что оставлять зерно гнить на корню — не дело. Вот и ждем тебя, — сказала Зузка.

— Я вижу.

Иван бросил огрызок груши и вытер о штаны пальцы.

Зузка насмешливо, с вызовом глядела ему в лицо. Олеярова подошла к нему и, схватив его за плечи, крикнула:

— Читай! Тут все написано! Пан президент разрешает нам вести хозяйство, как мы хотим, а вы нам мешаете.

Ах вот оно что! Значит, вернуть ваш скот — и каждый снова на свое поле. И все будет по-старому. Иван с горечью вспомнил, как в прошлом году, когда уводили в кооперативный хлев коров, он был уверен, что победа близка и что всем теперь в деревне жить станет лучше. Но за этот год выяснилось, что людей не так-то просто переделать.

— Что же ты молчишь! — накинулась на него Зузка. — Ведь о тебе речь идет. Или двинуть тебе, чтоб язык развязался?!

Иван вдруг увидел Пишту Гунара, который стоял неподалеку, прислонившись к стволу ореха, рядом с ним — Эмиль. В прищуренных глазах Эмиля блеснула насмешка. В ту же минуту Иван услышал какой-то шум за своей спиной и оглянулся. От забора и калиток бежали люди. Возле ручья появился старый Хаба.

— Сволочи! — завизжала Штенкова. — Уморили нашу корову! Кто нам даст другую?!

— А мы-то тут при чем? — Иван снова огляделся вокруг. — Послушайте, надо убрать урожай, пока не полегли хлеба. Соберем урожай, а потом договоримся.

Наверное, все еще можно исправить, думал он. Уберем урожай, а там пусть себе уходят, кто хочет. Если мы допустили какую-то ошибку, ее надо исправить. Может, и в самом деле разумнее всего сделать то, что говорит Запотоцкий. Эта статья… У него просто не укладывалось, в голове, как такое могло появиться в газете. Если обо всех этих изменениях предварительно не поставили в известность. Никто к ним не приехал из района, их не вызывали в Горовцы. Разве так можно? Да еще в самый разгар жатвы.

— Сперва надо убрать урожай, — повторил Иван, — тогда уж проведем собрание и договоримся.