Гнев Земли - [3]

При упоминании о предстоящей демобилизации лицо ефрейтора расплылось в довольной улыбке:

– Чуть больше месяца – тридцать два дня.

– Вот и думай о скором дембеле, - подобрел старлей и тут же добавил, - Мистификатор ты отменный, а теперь докажи, что и шофер не хуже. Заводи свою тарелку, а я пока пойду.

– Куда? – испуганно спросил Наильский.

– Испытаю твердь земную, - отшутился Эсипов, - И заодно дойду до Славянкина, его машина тоже где-то заглохла. Когда вернусь, чтобы двигатель ревел голодным зверем.

II

Старлей открыл дверь и растворился в осеннем ненастье. Дождь нещадно хлестал по лицу, подгоняемый порывами почти ураганного ветра. Лес живым существом, враждебной темной массой шумел совсем рядом, словно пытаясь дотянуться до незваных пришельцев гнущимися кронами.

Эсипов поежился не столько от холода и сырости, сколько от неприятных ощущений. Некстати всплыли в голове недавние речи водителя. Старлей нехотя слез с подножки кабины в раскисшую грязь. Чавкающие звуки под ногами заставили его поспешить. Легкую панику и учащенное сердцебиение удалось унять, только взобравшись на кабину второго «Урала». В ней находились капитан Славянкин и его водитель.

– Нафига вылез в такую дождину? – приветствовал старлея капитан, - Вон весь в грязи вывозился, как свинопас.

– Заглохла моя коробочка крепко, - отозвался Эсипов, залезая в кабину, - Ты, я вижу, тоже замер?

Капитан ругнулся и с недовольством сказал:

– И не говори, Витек, каждый раз на одном и том же месте!

Эсипов обтер лицо от капель дождя:

– Чё делать-то будем, а, Васильич?

Славянкин с тоской поглядел в запотевшее окно и опять ругнулся:

– А хрен его знает. Я вот думаю, зря мы с тобой своих водил не бьем, как другие. Глядишь, сейчас не торчали бы в этих уральских джунглях.

Водитель понял намек и активно начал пытаться запустить остывающий двигатель, но безуспешно. Капитан терпеливо выждал эту бесплодную вспышку энтузиазма, а потом снисходительно приказал:

– Иди-ка ты, Бобров, в машину товарища старшего лейтенанта, там вдвоем с Наильским устраивайте консилиум, думайте, решайте, делайте, что хотите, но максимум через тридцать две минуты оба «Урала» должны тронуться в путь.

Бобров тяжело вздохнул и нехотя выбрался наружу. Едва за ним хлопнула дверь, как Славянкин бодро хлопнул в ладоши:

– Ну, Виктор Владимирович, а не обмыть ли нам последнюю ходку?

Эсипов радости собеседника не разделил:

– А у тебя с собой есть?

– Обижаешь, старлей, - развел руками капитан, - У меня всегда есть. Давай-то выпьем, как никак, пять лет сюда дерьмо со всей страны возили, здоровья лишились, за это и нальем, остатки здоровьишка добьем, развеселишься чуток.

– Наливай, Васильич! – согласно махнул рукой Эсипов.

В это время Бобров переводил дух в кабине Наильского. На бледном мокром лице ни кровинки, в расширенных глазах ужас. Из груди тяжелое дыхание.

– Ты че? – тоже испугался ефрейтор, глядя на сослуживца.

– Там в лесу… - задохнувшись, начал говорить Бобров, - Какие-то звери…

Наильский тоже побледнел:

– Показалось, наверно… тут же нет зверья, сам знаешь…

– Нет, не показалось, - замотал головой Бобров, - И силуэты видел, и шорохи слышал, а главное глаза: два желтых огня, ярких, как фары противотуманные, то тут мелькнет пара, то там…

– Может, волки?! – ухватился за первое попавшееся объяснение Наильский.

– Нет, не волки, - продолжал отпыхиваться Бобров, - Эти больше и глаза… Таких глаз я никогда не видел…

В кабине повисла тревожная тишина. Оба водителя напряженно вглядывались в обступившую со всех сторон темень, в которой ничего не было видно. Дождь без устали барабанил по крыше, капоту и стеклам.

– А может и вправду показалось, - тихо нарушил молчание Бобров. В голосе его явно определялись страх и неправда.

– А ты чего вдруг решил ко мне перебраться? – шепотом сменил тему ефрейтор.

– Капитан выгнал, он с твоим старлеем сейчас водку пьёт, а нам полчаса дали, чтобы завестись.

Наильский по-прежнему с тревогой пытался что-то разглядеть в темноте.

– Не мешало бы и нам грамм по сто принять, наружу ведь придется вылезать и не раз.

В голосе его звучал испуг. Оба водителя переглянулись глазами, полными боязни и напряженности. Ливень усиливался…

Машины завелись через сорок минут. Еще через две трети часа запретная зона осталась за спиной, три пары злых желтых огней, скрытно по пятам преследовавшие «Уралы», скрылись в сосновом лесу.

Свирепый ливень сразу же превратился в чуть моросящий дождичек, наконец-то появилось хорошо укатанная дорога, на небе засверкали звезды и растущий месяц. Эсипов не видел всего этого, утомленный двумя стуками тяжелой командировки, после пяти стопок «Московской» он легко погрузился в сон.

Утром первым вопросом жены была недоуменная фраза:

– Ты на скотобойне был, что ли?

– С чего ты взяла?

Жена протянула ему брюки, в которых Эсипов вернулся вчера из поездки, обе штанины были перепачканы чем-то вязким и красным, удивительно похожим на кровь.

– Это грязь, глина такая, - соврал старлей, подавляя удивление и отвращение, - Дождь почву размыл, вот и выпачкался.

Эсипов прекрасно знал, что в тех краях, где он находился вчера, нет никакой глины, а есть обыкновенный уральский серозем и дерново-подзолистые почвы, да камни в избытке. Ни один вид известной ему глины не смахивал на кровавые мясные отходы.