Гнет - [3]

   Не отрывая взгляда от окна, за которым, по-прежнему не переставая, шумел дождь и громыхало, она, немного помолчав,  ответила:

   - Наверное, лет сорок.

   - А детство свое Вы хорошо помните?.. Какое оно было? – тут же стал я подбрасывать ей вопросы, пытаясь разговорить ее.

   Потупив перед собой взгляд, баба Киля несколько секунд сидела молча, затем, словно выдавливая из себя слова, произнесла:

   - Да, какое, внучек, у детей тогда могло быть детство…     

   - Ну, каким-то же оно было?.. Расскажите о себе,- все же настаиваю я, - вы ведь и при царе жили и в период становления Советской власти…

   - Ой, внучек, - вновь стараясь отмахнуться от неприятного разговора, буркнула в ответ баба Киля, - вспоминать и рассказывать о той жизни – все равно, что  ковыряться в ране, которая до сих пор кровоточит.  

   - Ну, бубуся… - не отстаю я.

   - Ну, я даже не знаю…

   На какое-то время она вновь замолчала, погрузившись в свои нелегкие воспоминания,  затем, под аккомпанемент разбушевавшейся за окном стихии, она все же начала свой рассказ.  

                                                                        «СВЕТЛАЯ»  ЖИЗНЬ…

       Моя жизнь мало чем отличается от многих других людей моего поколения, - так начала баба Киля тогда свой рассказ.- Родилась я тут - в селе Ткачевка, потом оно стало называться Авдотьевка  (сейчас это Ковалевка), а родители мои были родом из села Гребенники, что в Новоодесском районе Николаевской области. Где-то в конце 1890-х годов они переехали жить сюда.

   Когда-то это село принадлежало помещику Чернявскому, а создано оно было еще раньше - запорожскими казаками.

   Когда мои родители - папа Гавриил и мама Устья -  здесь поселились, это было маленькое, изрытое землянками и мазанками, оторванное от всего мира селение, тут они купили сначала плохонькую землянку, а потом, на этом же месте, они начали строить хату.

   Строили и обживали ее мои родители с большим трудом - благо, что каменоломня была не далеко от села, да и семья у них была большая: одних хлопцев - пять душ: Родион, Алексей, Федор, Сеня и Вася. Я была единственной девочкой и третьим ребенком в семье.

    Трудились мы тогда, как волы: мой папа и мои старшие братья: Родион и Алексей – работали на каменоломне, а мама сначала чуть свет в поле выходила и там почти до самой темноты, не разгибаясь, на хозяина батрачила, а потом – возле дома своего продолжала вместе со всеми работать.

    Когда мои старшие братья Родион и Алексей подзаработали на каменоломне немного денег, они решили вновь вернуться на свою родину - в село Гребенники, там они и поженились, там они и жили до войны. А я среди оставшихся в доме детей  была уже старшей, и в мои обязанности входило приготовление пищи и уход за младшими братьями.

    Потом мне работы в доме прибавилось: папа сам - из бревен акации и камыша, смастерил ткацкий станок,  и сначала мама на нем дорожки ткала, а потом и я научилась. Обложишься, бывало, цветными старыми тряпками и рвешь их на полоски тонкие, потом в клубки их сматываешь до самого утра. Здорово нас этот станок тогда выручал: мы делали дорожки и под заказ и так их продавали,… хорошие были дорожки – крепкие и красивые,… вон, - баба Киля кивнула в сторону комнаты, - они до сих пор у меня  на полу лежат.

   Потом, на деньги, что на ткацком станке заработали,  мы даже швейную машинку «Зингер» купили – папа специально в Николаев за нею ездил. Это такая радость для нас была! На ней мы сами себе всю одежду шили, иногда даже и на заказ мама что-то шила. Но денег нам все равно не хватало, из-за этого я не могла учиться в школе. Для хлопцев мама с папой старались выкроить какие-то деньги на учебу, а на меня, к сожалению, денег не хватало, так я и прожила всю свою жизнь безграмотной.

   - Бабуся, а что школа у вас в селе платной была? – спросил я бабу Килю, после того, как она замолчала, и мы некоторое время сидели молча.

   - Нет, внучек, в нашем селе вообще никакой школы не было - четырехлетняя платная русскоязычная школа находилась в соседнем селе – в Ковалевке, она принадлежала тогда местной аристократке: Березовской Раисе Александровне.

   - Как это, - удивленно переспросил я бабу Килю, - в украинском селе и русскоязычная школа?..

   - Хорошо еще, хоть такая, - вяло усмехнулась баба Киля, - в те годы редко в каком селе школа была и дети вынуждены были за многие километры в школу ходить… Если, конечно,  родители в состоянии были за их учебу заплатить, - тут же  с грустью добавила она.

  Вновь замолчав, баба Киля какое-то время была погружена в свои невеселые мысли, затем она продолжила:

   -  Жили мы тогда очень трудно, много работать нам всем приходилось, но и нищей наша семья не была: у нас была своя хата под камышовой крышей, и было в ней две комнаты. Была у нас лошадь и корова, как  сейчас помню – мы ее Зорькой звали. Она была нашей главной кормилицей, были у нас еще и свиньи, и гуси, и куры. Жили мы тогда в хорошем месте: на этой же вот центральной улице села, только огород наш в плавни реки Буг выходил.  

    Детство свое я помню лет с пяти и помню, что  хорошего в нем почти ничего не было: трудиться в семье приходилось наравне со всеми. Из игрушек у меня была одна только самодельная кукла, мы с мамой ее из тряпок  сделали, и  звать ее было Юлей. Долго она у меня была. А хлопцам папа свистульки из дерева делал, и помню я конячку на колесиках - он ее тоже сам смастерил, мы обожали ее.