Гнёт. Книга вторая. В битве великой - [4]

— Я хочу приносить людям не только удовольствие, но и пользу. А деятельность врача — это благородная, полезная деятельность.

Дамы настояли, чтобы Андрей спел ещё. Он не заставил себя упрашивать.

Около полуночи Епанчинцевы уехали, взяв с Громовых слово на другой день быть у них к завтраку, так как вечером того же дня Епанчинцевы возвращались в Петербург, откуда князь с женой выедут за границу.

* * *

Несколько месяцев для Елены пролетели незаметно.

Она устраивала свои дела, полагая в мае выехать с Андреем в Ташкент. Хотелось побывать в кочевьях, где знали и любили Громова, и узнать подробно о его судьбе. Но планы её были неожиданно нарушены.

Прокатилась бурная волна забастовок. В университетах устраивались демонстративные выступления против реакционно настроенных профессоров.

Старейшее, основанное по замыслу Ломоносова высшее учебное заведение, Московский университет, всегда отличался свободомыслием своих питомцев. В его стенах учились Герцен, Белинский, Лермонтов, Тургенев, Чехов, Тимирязев и многие другие знаменитые люди русской земли.

Чуть ли не со дня основания в стенах Московского университета царил дух свободы и протеста. Ещё Лермонтов писал:

„Пришли, шумят… профессор длинный напрасно входит, кланяется чинно — шумят… он книги взял, раскрыл, прочёл — шумят; уходит — втрое хуже. Сущий ад!“ А теперь, когда стачки стали вызывать репрессии со стороны полиции и жандармов, Московский университет забурлил.

Не проходило дня без инцидентов. Наконец высшее начальство обратило внимание на студенческие беспорядки и, возмущённое проявлением независимости, решило приструнить студентов.

Назначили нового ректора — профессора, зарекомендовавшего себя особой преданностью престолу.

Жёлчный, раздражительный, хмурый, с громовым раскатистым голосом, новый ректор хвастливо заявил, что сумеет с первого выступления обуздать крамольников. Для этого почтенный профессор в течение недели репетировал перед зеркалом свою грозную речь.

В огромном рекреационном зале собрались сотни студентов. Все были одеты в новые форменные тужурки. Кто не имел возможности приобрести этот дорогой костюм, того университет обмундировал за казённый счёт. Так было приказано свыше. Начальство думало, что форменное платье сделает студентов более дисциплинированными.

В назначенный час съехались почётные гости, среди них был министр просвещения. Министр считался либералом, и носился слух, что его хотят заменить.

Министр обратился к студентам с речью, его прервали аплодисменты, когда он напомнил, что Московский университет, воспитавший многих людей, ставших гордостью своей родины, должен дать России ещё много талантов.

— Ваша задача — закончить курс, получить диплом и стать полезными сынами своей страны. Вы должны вывести Россию на широкий светлый путь…

Выступление министра закончилось аплодисментами и криками „ура!“.

Но когда выступил новый ректор, его не стали слушать. Понеслись крики: „Долой!“ И вдруг прозвучал чудесный баритон, он вдохновенно пел рабочую марсельезу: „Отречёмся от старого мира…“

Хор сотен голосов подхватил бунтарскую мелодию. Она, властная, широко понеслась под сводами старинного зала.

В море звуков потонул громовой голос ректора, тщетно призывающего студентов к порядку.

При первых же звуках марсельезы министр встал и тихо вышел. Ректор неистовствовал на трибуне. Он стучал кулаками и ногами, но мощные голоса заглушили все его попытки восстановить порядок.

Когда стала затихать марсельеза, ректор, не считая себя побеждённым, зычно крикнул:

— Господа студенты! Волею великого русского царя…

Снова крики „долой!“, свист, шум — и опять взвился мощный баритон, заставив притихнуть студентов.

А баритон пропел:

В России нет царя и нет закона,

Есть столб, а на столбе корона….

Сотни голосов сопровождали эти слова свистом и улюлюканьем. Взбешённый, но обессиленный ректор поспешно ушёл. Студенты остались обсуждать план дальнейших действий. Сочиняли ультимативные требования: возвращение прежнего, либерально настроенного ректора, прекращение репрессий по отношению рабочих. Но предъявить эти требования не удалось.

На другой день университет был закрыт. Цепь полицейских и жандармов охраняла все входы.

Начались массовые аресты. Был арестован и Андрей Громов. Охранка не могла добыть прямых улик о его участии в революционных кружках. Его обвиняли в том, что он первым запел марсельезу.

Хотя доказать, что голос принадлежал именно Андрею, не сумели, всё же в административном порядке его выслали в Ташкент.

Елена была готова к худшему. Она выехала следом за Андреем.

Дело о студенческих беспорядках закончилось в августе, а выехать она смогла только в сентябре.

Глава вторая ПРИЗРАКИ

"Призрак бродит по Европе — призрак коммунизма".

Манифест Коммунистической партии

В тот печальный год войны весна наступала медленно. Улицы имели хмурый неряшливый вид, деревья стояли обнажённые, серые, колючие. Частые дожди превратили улицы в болота. Кирпичные тротуары словно осели, стали скользкими от липкой грязи. По-зимнему уныло молчали всегда говорливые арыки, вода ещё не наполнила их.

Солнце изредка выглядывало из-за лохматых зябких туч. Бывало и так, что после двух-трёх дней, хмурых и дождливых, вдруг ветерок разорвёт тучи, проглянет солнце и засияет, радостное, горячее.