Гнёт. Книга вторая. В битве великой - [22]

Лохматая ветка стланика, зажжённая Сулейманом и воткнутая в трещину стены, ярко освещала пещеру. Андрей взглянул на часы, было три часа.

— Ещё два часа сна осталось нам, Сулейман. Твоя выдумка спасла нам жизнь и подарила две великолепные шкуры.

— Хитрость вернее оружия бережёт человека. Будем спать, смелый Сокол.

Дервиш хладнокровно взглянул на круглую голову зверя и, завернувшись в попону, растянулся на своём ложе. Андрей, зарядив карабин, затоптал угасающую ветку стланика и тоже погрузился в сон.

* * *

…Сияющая солнцем и зеленью шелковистых трав прекрасная горная долина пришла в движение после ночного покоя. Весело ржали кони, сбиваясь в табуны. Вот вырвался вороной красавец и помчался навстречу утренним лучам. Ветер развевает густую гриву, хвост стелется, точно струя дыма. Под атласной кожей скакуна играет каждый мускул могучего тела.

Из юрт выходили люди. Мужчины торопливо шли к табунам, женщины разводили костры, доили кобылиц и коров, стоявших недалеко от юрт на приколе. В небо потянулись седые дымки, распространяя терпкий кизячный запах. Становье зажило обычной жизнью. Шумливые ребятишки побежали к скалам, вот они уже лезут вверх, цепляясь за камни, собирают хворост, гоняются за резвыми тушканчиками. Солнце разгорается. Протяжная заунывная песнь повисла в воздухе, кое-где блеяние овец и мычание коров аккомпанируют этой песне.

На командной высоте зелёного холма стоит большая юрта, над ней лёгкий утренний ветерок колеблет жёлтую полоску ткани на бунчуке. Когда-то эта полоса приводила бедные улусы в содрогание: она несла грабёж и гибель. Когда Алшинбай со своим туменем налетал на мирные кочевья, громил, убивал и угонял отары овец, табуны коней — этот бунчук был зловещим. Теперь же этот жёлтый шёлк, золотящийся, как солнечный луч, звал под свою защиту, обещая мир и спокойную жизнь.

Молодой Молдабек, певец и мечтатель, верный ученик мудреца Абая, не только служил искусству, но претворял в жизнь заветы своего учителя. С того момента, когда его стрела сразила хитрого хищника Адшинбая на погребальном ритуале над местом гибели Громова, Молдабек сделался героем. Он приходился родственником убитому, но давно отрёкся от свирепого султана и кочевал со своими родными под бунчуком с голубой полосой — знаком другого дяди, Таджибая.

На большом курултае родичи отказались от близких наследников Алшинбая и выбрали своим главой — султаном — Молдабека, разумного, щедрого и отважного удальца. С этого дня он опять повесил на свой бунчук жёлтую полосу. Уже восемь лет он управляет родом, ежегодно к его становью прикочёвывают новые, ищущие спокойной жизни небольшие улусы. Род крепнет и богатеет.

В это сияющее летнее утро из белой юрты вышел Молдабек. Хотя ему было за сорок, но стан его оставался стройным, небольшая бородка и повисшие вниз усы делали его полное лицо мужественным.

Он был в своём обычном дорожном наряде: тёмно-зелёном суконном халате, жёлтых сапогах и лисьей шапке с зелёным бархатным верхом.

Едва он остановился у порога юрты и оглянулся, как нукер подвёл золотистого красавца карабаира. Молда-бек шагнул к коню, потрепал его по крутой шее и, указывая нагайкой в сторону небольшой серой юрты, спросил:

— Мерген[17], Громбатыр спит?

— Он ушёл в горы, когда горела яркая Зухра[18], предвещающая рассвет.

— Пошёл с ним кто-либо?

— Как ты приказал. Джигит Нурмат издали следует за ним.

— Я вернусь к закату. Вот там, рядом с юламейкой[19] мергена, поставить новую юрту. Всё приготовить для гостей. Если путники придут без меня, угостить их хорошенько. Гостей примет мой сын.

В это время из юрты вышел стройный юноша с ясными, как у отца, глазами. Он был высок для своих лет, горячий румянец оживлял смуглые щёки.

— Всё будет выполнено, отец, как ты приказал. Пусть твой путь будет благополучен.

Молдабек, сев в седло, направил коня к торной горной тропинке. Ему не терпелось встретить молодого друга, которого он видел ещё маленьким мальчиком. Хотелось обрадовать, рассказав одну из причудливых сказок жизни.

Лет восемь тому назад, охотясь, Молдабек заехал в глухой распадок. Там стояли три ветхие юрты. Эта был улус известного в степи лекаря Назарбая. Когда пять лохматых волкодавов с лаем кинулись на одинокого всадника, из юрты выбежал человек, свистом отозвал собак, подошёл взять у приезжего коня.

Молдабек внимательно вглядывался в подошедшего.

Человек лет пятидесяти, плечистый, с широкой грудью, двигался легко и по-кошачьи грациозно… Во всём облике его Молдабеку чудилось что-то знакомое. Когда же тот приблизился, то в заросшем поседевшей бородой лице султан узнал давно знакомые черты.

— Громбатыр! Брат и друг кочевий! Ты ли это? Разве мы не похоронили тебя? Разве моя стрела не сразила твоего коварного врага Алшнибая? Велик аллах!

Он обнял подошедшего. На него взглянули давно знакомые дикие глаза, но лицо оставалось невозмутимым. Точно тот, кого он узнал, не слышал или не понимал обращённых к нему слов.

У Молдабека защемило сердце. Он смотрел, как молчаливый человек уводил коня, и думал: "Что такое с ним? Или я ошибся?" К султану подошёл Назарбан с младшим сыном. Приветствуя, низко поклонился, пригласив в большую юрту.